начале девяностых стать одной из богатейших бизнесвумен Обнорска.

Из двери высунулся Генка и поманил меня пальцем.

При моем появлении тетя Лена поднялась из-за своего директорского стола и, улыбаясь, сделала шаг навстречу.

Несмотря на возраст хорошо за сорок, выглядела она еще вполне годно, а макияж и прическа были по-прежнему в идеальном состоянии.

– Ну здравствуй Феликс, какой ты стал… взрослый!

Она отечески приобняла меня, я тоже бережно подержался за ее спину под кружевной блузкой, вдыхая запах дорогого парфюма.

Женщина отстранилась, разглядывая меня прозрачно-голубыми глазами.

– Красавец какой стал!

– А вы совсем не изменились! – счел я нужным польстить.

– Ладно тебе, не изменилась, – с притворной небрежностью отмахнулась она.

– Честное комсомольское!

– Геннадий говорит, ты институт заканчиваешь, на красный диплом идешь?

– Университет.

– Молодец какой, а этот обалдуй учебу бросил и в армию загремел.

– Армия, теть Лен – это «сапоги», – влез Генка, – а я на флоте служил!

– А на флоте кто?

– А на флоте – «прогары»!

– Сапоги, прогары… скажи лучше, когда за ум возьмешься?

– Мне государство дало три месяца отпуску. Отгуляю и возьмусь.

– Избаловала вас советская власть! – проворчала тетя Лена, усаживаясь на свое место и лицо ее приняло хищно-деловое выражение. – Ну ладно, что там у вас?

– Вот, – я высыпал на стол содержимое своей холщовой сумки. Она небрежно поворошила тщедушную кучку китайского ширпотреба.

– Спекуляцией решили заняться молодые люди? А что за нее бывает, знаете?

– Да какая спекуляция, тетечка Леночка?! – взвился Генка. – Человеку деньги срочно понадобились, он свои вещи продает! Буквально с себя снятые...

– Заткнись, Геночка, – ласково оборвала его тетка.

Генка послушно умолк, и принялся изо всех сил мне подмигивать, беззвучно шевеля губами, не обращай, мол, внимания, она придуривается, всё на мази.

Директриса меж тем, вновь обратила внимание на шмотки.

– Свои, говоришь, вещи… – задумчиво проговорила она, вертя в руках упаковку с колготками, – с себя снял?

– Да это так, случайно оказалось, – пожал я плечами.

– Бывает, – согласилась она, – а что у тебя еще случайно оказалось?

– А что нужно?

Она удивленно вскинула глаза.

– У тебя что, склад?

Да нет, конечно, – смутился я.

– Ладно, – решила она, – какой размер? Четверка. Колготки я забираю. Сколько?

– Да что вы, Елена Сергеевна, это мой вам подарок!

– Подарок, говоришь? – она ехидно прищурилась. – Подарков мне не надо, беру по госцене – по пять рублей за пару, – извлекла из ящика стола червонец, – держи, остальное несите товароведу, я ей сейчас позвоню, чтоб приняла без очереди, договоритесь с ней по ценам, оформите по прейскуранту.

– А что, обязательно оформлять? – удивился Генка.

– Ну, а как же, Геночка? Тебе здесь частная лавочка? Нагрянет ревизия, а вещь не оформлена, кто отвечать будет, Пушкин?

* * *

К товароведу была очередь комитентов, человек из десяти. Когда мы попытались пройти к двери, стоящие приняли нас крайне недружелюбно.

– Куда молодые люди без очереди прётесь? Что, в самом деле, то один лезет, то другой!.. Идут и идут… Сколько можно терпеть, этот бандитизм… Мы тут по два часа в очереди пукаем, а они шастают, понимаешь, как к себе домой… Да сироты они, у людей ни отца, ни матери, а у этих ни стыда, ни совести! Очередь занимайте, сукины дети! В очередь...

Мы были сражены этим напором нравственности, но дверь вдруг приоткрылась и оттуда выглянула, сногсшибательной красоты, девушка. Строго посмотрела на очередь, и та как по команде стихла.

– Они по записи. Проходите молодые люди.

Провожаемые злобным шипением обойденных клиентов, мы просунулись в кабинет.

Товаровед с простым русским именем Альбина (Алечка, как фамильярно назвал ее Генка) выглядела под стать своей начальнице. Такая же ухоженная и безупречная, только не блондинка, а шатенка и лет на двадцать моложе и глаза не бледно голубые, как небо, а синие, словно море. Так, и хотелось в них утонуть, а в голову сразу пришли слова из Добрынинской песенки про Незабудку.

Она неторопливо, покачиваясь на высоких каблучках, процокала к своему столу, а я не мог оторвать взгляда от прелестей, вкусно выпирающих из джинсового костюма.

Генка, пихнул меня плечом и закатил глаза, что примерно означало: «эхябейвдул!»

Альбина уселась за стол и выжидательно уставилась на нас своими синими светодиодами. Тут, наконец, я вспомнил зачем пришел, и повторил тот же трюк, что и в директорском кабинете, вывалив на стол вещички. Она деловито извлекла из пакета джинсы, покрутила так и этак, внимательно рассмотрела этикетки и мелодичным голосом, отозвавшимся резонансом у меня внутри, выдала вердикт:

– Фирма неизвестная, деним тонкий, швы странные, хотя работа явно фабричная, не самострок. Откуда?

– Малайзия, – ляпнул я первое, что пришло в голову.

– Окей, – кивнула она, – Поскольку лейбл не в ходу, дороже ста взять не могу. В фактуре пишем: пятьдесят.

Майки она оценила по шестьдесят за штуку, очки в двадцать. Таким образом мне на руки выходило двести сорок рублей, плюс чирик от тети Лены. Учитывая, что на все барахло было потрачено около трех тысяч, результат меня вполне удовлетворил.

– Ну, все, молодой человек, оформляем и, думаю, завтра, в крайнем случае, послезавтра уже можно звонить и приходить за деньгами. Давайте паспорт.

Это было как удар под дых.

Пока она что-то там писала, я притянул к себе друга и зашептал на ухо.

– Геша, паспорта у меня нет.

– Как нет, дома что ли забыл?

– Совсем нет… посеял где-то, найти не могу…

– Вот бляха-муха! Феля, ну ты даешь! – он задумался на несколько секунд. – Ладно хуйня-война, сдадим по моему́. Щас я на Толяне метнусь до дому.

Альбина, к тому времени закончив писать, следила за нашим горячим диалогом.

– Алечка! – горячо обратился к ней Генка, – Тут у нас мерехлюндия вышла… Феликс паспорт потерял. Сейчас я за своим сгоняю, тут рядом, буквально! Подождешь? Ну, пожалуйста, Солнышко!

Она томно подняла к потолку прекрасные глаза.

– Гена, ты видел сколько у меня народу?

– Пять минут! – уже пятясь к выходу, Генка тыкал перед собой растопыренной пятерней, – Пять минут!

Он выскочил за дверь и в кабинете повисла неловкая пауза.

Альбина откровенно скучала, подперев щеку кулачком. Я делал вид что интересуюсь развешанным по