Парни двигались за ним на расстоянии четырех или пяти метров. По коридору прошла девушка в белой блузке и короткой юбчонке, позволяющей полюбоваться ее безупречными ножками в прозрачных колготках. Никто из троих на нее даже не взглянул, и, входя в какую-то дверь, она недоверчиво и несколько разочарованно оглянулась: неужели ее чары действуют не на всех представителей мужского пола?

Когда до выхода на лестницу оставалось метров пять, Пампурин сорвался с места и побежал. Он уже придумал, что делать дальше. Главное — не допустить ни малейшей оплошности, чтобы уловка сработала.

Преследователи немного замешкались, поэтому отстали еще на пару шагов. Это увеличивало шансы беглеца.

Он выскочил на лестничную площадку первым. Она была длинная и узкая, с перилами ограждения по пояс, пожарным брандспойтом в ящике и урной с окурками. Лестница отходила от площадки под прямым углом, потом совершала еще один поворот и еще, образуя прямоугольный колодец, идущий до самого низа. Пампурин не побежал туда, а, хлопнув дверью, прижался к стене, чтобы его не заметили сразу.

Дверь снова распахнулась, растянув пружину. На лестничную площадку, как и следовало ожидать, выбежал парень в водолазке. Он только начал поворачивать голову, уловив чужое присутствие, когда Пампурин изо всех сил толкнул его в твердую спину. Пожалуй, этого усилия не хватило бы, если бы парень успел остановиться. Но ему не удалось упереться подошвами в скользкие плиты и, раскинув руки, он взлетел над лестничным проемом.

Казалось, его фигура так и будет парить в воздухе, но тут сработало земное притяжение, и он устремился вниз, постепенно разворачиваясь в полете. Сначала он был виден весь, от макушки до пяток, потом перед глазами Пампурина возникли расставленные подошвы, потом появилось лицо с разинутым ртом. Крик вырвался лишь перед самым падением, поэтому был краток. Гораздо громче прозвучал удар тела об пол, донесшийся до ушей Пампурина. Вокруг головы парня образовался жидкий красный нимб. Он даже пальцем не пошевельнул. Две секунды назад он был полон сил и желания догнать жертву, а теперь никуда не спешил и ничего не хотел. Лично для него все было кончено.

Пампурин высунулся в коридор. Второй парень улепетывал во все лопатки, доставая на ходу мобильник. Пришлось идти за ним на другую лестницу. Пампурину вовсе не хотелось смотреть на труп вблизи. Того, что он успел увидеть, было вполне достаточно.

* * *

Наташа сидела на заднем сиденье, где ее было труднее заметить снаружи. В ее душе царил полный сумбур. Чудовищный водоворот событий увлек не только ее, но и самых близких людей — родителей. Что будет с ними всеми дальше? Неужели Наташе придется всю жизнь скрываться? А как же отец? Как мама? Не проще ли сдаться, пока не поздно? Говорят, за явку с повинной срок могут убавить чуть ли не вдвое. Значит, вместо пожизненного заключения получится…

«Так, — размышляла Наташа. — Допустим, люди живут в среднем до восьмидесяти лет. В таком случае, при вынесении приговора подразумевалось бы, что я проведу за решеткой шестьдесят лет. За явку с повинной мне дадут только тридцать. Выйду я из заключения почти пятидесятилетней бабой. Скорее всего, беззубой, больной, опустившейся. На работу такую не возьмут, разве что полы мыть. Нищета, прозябание, одиночество. Спрашивается, зачем такая жизнь нужна?»

Неизвестно, до чего довели бы Наташу подобные размышления, если бы они не были прерваны появлением матери. Увидев машину, она не села в нее сразу, а прошла мимо и вернулась, проверяя, все ли в порядке.

— Ты как шпионка, — сказала Наташа, когда мать юркнула в салон и устроилась рядом.

— Отец не появлялся? — спросила она.

— Нет. Пообещал скоро быть. И все.

— Не нравится мне все это. У него был такой голос…

— Какой? — спросила Наташа.

— Нехороший, — сказала мать. — Рассказывай быстро, что у тебя опять стряслось.

Это не заняло много времени. Выслушав дочь, Мария сказала:

— Запомни, Наташенька. Чем бы это ни кончилось, что бы ни случилось, мы с папой всегда будем на твоей стороне. И мы никогда не пожалеем об этом, не упрекнем тебя. Вот что ты должна знать совершенно твердо.

— Но, мама… Вы совсем не обязаны страдать из-за меня.

— Не говори так. Разве ты бросила бы меня или отца, если бы один из нас попал в беду?

Услышав этот вопрос, который она много раз задавала сама себе, Наташа не удержалась от слез. Она не знала, каким бы ее ответ был на самом деле. Стала бы она ломать свою жизнь, если бы на ее месте оказался кто-нибудь из родителей? Наташа плакала, потому что не была готова ответить утвердительно. Очень может быть, что в ней взял бы верх элементарный эгоизм.

Пока она шмыгала носом, позволяя матери обнимать себя и баюкать, как маленького ребенка, в поле зрения появился отец. Он дошел до середины сквера и опустился там на скамейку, проверяя, открыт ли путь к машине.

— Папа, — воскликнула Наташа, выпрямляясь. — Почему он там сидит? Я его позову!

— Нет! — Мария удержала дочь. — Наверное, так надо. Он опасается слежки, я думаю.

Так оно и было. Пампурин давно потерял из виду молодого человека из офиса, но не сомневался, что тот вызвал подмогу. А что если бандиты уже здесь и готовятся к захвату? Если так, то пусть берут его одного. Он не собирался подставлять жену и дочь.

Город казался мирным и безопасным. Все так же плыли безостановочные потоки машин, все так же спешили по своим делам люди, и прыгали воробьи, и неуклюже семенили голуби, и отражали все это окна домов. Ничто не говорило об опасности, и все же она могла таиться где угодно: в любом автомобиле, припаркованном вдоль дороги, за ближайшим углом и за дальним, в любой человеческой фигуре.

Приходилось рисковать. Пампурин не был уверен на сто процентов, что бандиты не прибыли на место событий, однако не мог же он сидеть в сквере до бесконечности. Ему нужно было увезти семью подальше и придумать план спасения. Жизни жены и дочери зависели от этого. О себе Пампурин сейчас не думал. Это не было героизмом. Он был мужчиной, и его долг состоял в том, чтобы позаботиться о женщине и потомстве, вот и все.

Дорога, разделяющая сквер и противоположный тротуар, была четырехрядная. Час пик еще не наступил, но это был центр города, так что автомобили ползли неспешно, то и дело приостанавливаясь там, где движение было затруднено троллейбусами или неповоротливыми продуктовыми фурами. Сейчас как раз образовалась такая «тянучка», позволявшая пересечь проезжую часть прямо напротив его «Пежо», однако Пампурин предпочел сделать крюк и воспользоваться переходом у светофора. Он и сам не знал, было ли это мерой предосторожности или обычной привычкой соблюдать общепринятые правила. Но, как выяснилось вскоре, решение оказалось судьбоносным.

Шагая по белым полосам пешеходной дорожки, Пампурин поднял голову и встретился взглядом с незнакомым водителем. Тот быстро сказал что-то, и парень на пассажирском сиденье тоже уставился на Пампурина. Оба попытались одновременно распахнуть дверцы, но получилось это только у водителя — его спутнику помешала соседняя машина.