— Неужели все как одна? — оскорбилась я.

— Я, конечно, не проверял и не горю желанием. Но понимаешь, Диана, некоторые черты присущи определенному возрасту. Поэтому да, все мною перечисленное в большей или меньшей степени присуще девушкам семнадцати-двадцати лет. И это норма. Ненормально, когда так же ведет себя тридцатилетняя женщина. А восемнадцать лет — самое время капризничать и совершать глупости. Просто я сам это давно перерос. Отсюда и отсутствие интереса, и нежелание подыгрывать. Надеюсь, я удовлетворил твое любопытство.

Я не ответила. Прежде всего потому, что по большому счету любопытства не испытывала. Разговор начал он сам. Неужели подумал, что я планирую его соблазнить? Но это же глупо? Или нет…

Интересно, как часто студентки пытались? Я взглянула на него еще раз. У лорда была отличная фигура — стройная, спортивная. Плавные движения хищника и нахальная улыбка, от которой екало сердце. Пожалуй, соблазнить его пытались часто.

К счастью, коридор от покоев лорда Рэмола мы преодолели без приключений. Никто нас не поджидал за поворотом и не набросился с обличительными речами, как я боялась. Вообще в жилом крыле было удивительно тихо. Видимо, все уже внизу, на церемонии прощания. А мы опаздывали. Я испытывала, с одной стороны, переживание — не любила опаздывать, с другой стороны — не горела желанием оказаться там, в зале, где в центре уже стоит гроб и помещение наполнено страданиями по человеку, который у меня вызывал одну эмоцию — раздражение. Но не прийти было бы неверно. Меня и так сильно не любят. А отсутствие будет принято как вызов. Правда, боюсь, и присутствие тоже. Но я старалась не думать о том, на что повлиять никак не могла.

— Что с моей комнатой? — поинтересовалась я, когда мы проходили мимо двери. — Вы выяснили, кто оставил ту надпись?

— Не совсем. — Лорд Рэмол ответил уклончиво. — Там слишком много следов самой разнообразной магии. Разобрать что-либо практически нереально, но мы будем над этим работать. Слепки магии уже сделаны.

— Ну а как мне там жить? — возмутилась я. — А если ночь повторится? И это, если что, я не напрашиваюсь еще на одну ночь на ваш неудобный диван. Я предпочитаю все же свою комнату и свой душ. Но еще я люблю безопасность.

— Я поставил защиту, — пояснил куратор. — Она минимальная, так как внутри академии колдовство в полном объеме использовать не получается. Слишком много ограничений. Но и такой защиты должно хватить. Вряд ли тот, кто написал на стекле, сунется еще раз. Он понимает — шанс попасться велик. Он из академии и должен знать — если я начеку, то ни за что не пропущу ни единое его движение. Я достаточно сильный маг для этого, Диана.

— А если это… как там его… Дух зимы…

— Не верь глупым сказкам, Диана, — довольно жестко ответил он. — Кто-то использует старую легенду, но зачем? Это вопрос, ответ на который я обязательно найду.

В синих глазах сверкнул лед. Мне даже самой стало холодно. Похоже, лорд Рэмол был изрядно зол.

— То есть вы считаете, что просто кто-то подгаживал мне? И убийство Бэтти…

— Кто стоит за убийством Бэтти, пока неизвестно. А вот то, что происходило позже… почти сто процентов чья-то дурацкая шутка. Надпись, может быть, и связана с убийством, но косвенно. Так что сегодня ночью можешь не волноваться. Если что, зови на помощь. Я, правда, не верю, что это говорю! — усмехнулся мужчина.

Я тоже в это не верила и предпочла никак не реагировать.

Мы немного опоздали на церемонию. На подходе к залу лорд Рэмол извинился и ускорил шаг — ему нужно было еще пробраться сквозь толпу к гробу, расположенному в центре на возвышении. Там стояли все преподаватели. Я же предпочла затеряться в толпе. Ближе к выходу. Подозревала, что лучше мне не показываться сейчас на глаза друзьям Бэтти. Не была уверена в том, что Эльвира сдержится и не закатит очередной скандал.

— Я искал тебя все утро.

Винтер возник за моей спиной совершенно неожиданно, и в его голосе звучала удивившая меня обида. Только еще обиженных воздыхателей не хватает ко всем проблемам, которые я успела здесь себе заиметь.

— Да? И зачем же? — Я не стала скрывать удивления и рассказывать, где была, тоже. Врать я не любила и еще меньше любила оправдываться.

Видимо, Винтер понял это, потому не стал расспрашивать более подробно.

— Хотел кое-что рассказать.

— Что именно? — едва слышно спросила в притихшей толпе.

Зазвучала траурная музыка. Где-то у сцены раздались рыдания, от которых сжалось сердце. И я поймала взглядом женщину неопределенного возраста в черном платке. Наверное, мать. Началась церемония прощания.

— Поговорим потом, — шепнул Винтер и подошел ближе, зачем-то сжав в своей руке мою ладонь. Я покосилась недоуменно, но отдергивать пальцы не стала. Ну, мало ли? Вдруг Винтер боится официальных мероприятий? Пусть подержится, что уж там. К тому же рука у него была теплой и сильной. Мне нравилось, как он сжимал мои хрупкие на вид пальцы.

Время текло медленно, и на душу словно упал камень. Тяжелая похоронная музыка, слезливые речи и холодок по коже. Воздух был пропитан ледяной магией. Я мерзла от ее наличия в воздухе и испытывала дискомфорт. Я знала, что происходит, — уходят остатки ледяной магии Бэтти. Сейчас все ледяные, словно стервятники, ловят крупицы и присваивают их себе, забирая остатки силы девушки. Странно. Обычно магию забирали родные и делили ее внутри семьи, но, может быть, в академии на этот счет имелись свои правила.

Картина была жуткой, и я порадовалась, что стою достаточно далеко от центра зала и вижу преимущественно спины студентов, а не горящие неестественным голубым огнем глаза ледяных магов. Только Винтер сильнее сжал мою руку, я чувствовала, как подрагивают и остывают его пальцы от переполнявшей парня энергии.

Мне было очень неуютно и совершенно не хотелось оставаться в этом зале дольше. Подозреваю, что так чувствовала себя не одна я. Ледяных тут было около четверти из собравшихся в зале, и все остальные испытывали дискомфорт, да и сами стихийники, наверное, тоже. Все же поглощать силу умершей — это как-то… не очень приятно.

В тот момент, когда чужой ледяной силы в зале не осталось, на сцену вышла мать Бэтти. Она начала говорить в микрофон, и ее голос звучал сильно и уверенно, а выражения лица я отсюда разглядеть не смогла. Если бы не наблюдала ее раньше, то подумала бы, что смерть дочери оставила женщину равнодушной.

— Разделить силу Бэтт с вами было нелегким решением, — начала она медленно, и от этих простых слов по спине снова пробежали мурашки. — Но мы понимали, что только так она останется в ваших сердцах и душах навсегда. Мы совсем скоро проводим ее в ледяное царство, а вы пока можете попрощаться — это последний шанс сказать ей то, что вы не успели сказать, пожелать то, что не пожелали при жизни, ну и… — Она замешкалась, и ее голос сорвался. — Попросить прощения за содеянное.