бы родные мать и дочь. Элинор поверяла все свои тайны тете Эмилии, спрашивала всякого совета и получала его. Тетя была полна жизни – в противовес матери, которая запомнилась Элинор бледной тенью, выцветшей фотографией. Отцу до нее также не было дела. Родись она мальчиком, и, возможно, он проводил бы с ней больше времени. Девчонка же ему была совершенно неинтересна.

– Как ты выросла, моя дорогая.

Грудной, гулкий голос Сибилл Кесуотер нарушил, наконец, тишину. Элинор вздрогнула от неожиданности.

– Зачем вы пришли?

– Я ведь сказала уже, дитя: чтобы передать тебе послание от Эмилии.

– Моя тетя умерла, – сухо напомнила Элинор.

– Ну конечно умерла! – Сибилл Кесуотер хихикнула. – Разве нет у нас духовной силы, чтобы поддерживать связь сквозь завесу смерти?

– Я не верю в это. – Элинор, севшая на мгновение, вновь поднялась и, чтобы занять руки, принялась разливать чай. А потом она вспомнила, что именно его тетушка считала самым действенным средством ото всех бед и несчастий. Рука на мгновение ослабла, дрогнула, пальцы разжались, и ситечко упало на ковер. Элинор нагнулась за ним, бросая невольные взгляды на ноги Сибилл Кесуотер. Глупо было, но Элинор мерещились под черным платьем раздвоенные копыта.

– Говорите, что вам нужно, и уходите, мадам, – сказала Элинор, поднимаясь.

– Присядь, милая, разговор выйдет долгий. – Кесуотер улыбнулась, как ей думалось, очаровательно. – Ты ведь знаешь, дитя, послания из иного мира путаны. Тебе потребуется разъяснение.

Элинор взяла со столика чашку и села, разглядывая мадам Кесуотер. В духов и явления с того света она не верила, но слишком хорошо помнила, какой силой обладает опытный медиум. Ей ничего не стоит заморочить даже самого здравомыслящего человека.

На сеансе Элинор была лишь единожды, семь лет тому назад, и никогда не стремилась повторить этот опыт. Сперва тетушка считала Элинор слишком юной, потом, после сеанса, – помня о пережитом племянницей страхе, – не настаивала на повторении. Элинор сама тот сеанс помнила смутно, обрывками: страх, дым, запах благовоний и скользящие в том дыму тени. Они походили на то чудовище, что померещилось Элинор сегодня в гостиной.

Она провела рукой по глазам, стремясь избавиться от наваждения, потом выпрямилась, глядя на мадам Кесуотер уверенно, даже дерзко.

– Что за послание? Говорите, и покончим с этим.

– Этой ночью, – издалека начала мадам Кесуотер, – я спала некрепко. Все меня беспокоило что-то, и в конце концов я пробудилась, как от толчка. И вижу: у постели моей стоит Эмилия, твоя тетка, в самом что ни на есть жутком виде.

Это сочетание величественной глыбы и невежественной деревенской сказительницы Элинор неизменно раздражало. Она принялась слишком громко и энергично размешивать чай, но Кесуотер не обратила никакого внимания на звяканье ложечки, занятая рассказом, а еще больше – собой. Она любила, как, впрочем, и покойная тетушка, оказываться в центре внимания.

– Стояла Эмилия надо мной, вся в черном, в клочьях дыма, и долго молчала. А когда заговорила, голос ее был ужасен. «Моя Элинор избрана жертвой! Ей нельзя быть в доме! Она должна, должна его покинуть!» Сказала так трижды и исчезла. И я сразу же помчалась на твои поиски. Какое счастье, что удалось разыскать тебя так быстро.

Элинор отставила чашку и сцепила пальцы в замок. В явление духа тетушки она, конечно же, не верила, да и сама Кесуотер, насколько Элинор всегда казалось, не была суеверна. Ее визиту было объяснение куда проще: желание нажиться на чужом горе или же чужих проблемах. Такие, как она, всегда были в курсе слухов и сплетен. Подслушивали в местах, куда брезговали забираться и самые брезгливые журналисты, и чуть ли не в окна заглядывали. Внутри Элинор заклокотали гнев и отвращение, но отменное воспитание не давало им вырваться наружу.

– Вы – стервятница, какой была и моя тетка. Поверить не могу, что вы потратили время на мои поиски! Как вам это, кстати, удалось? И зачем?

Мадам Кесуотер всплеснула руками.

– Дитя мое! О чем ты?!

– Я не собираюсь терпеть ваше присутствие! – отрезала Элинор. – Прошу вас покинуть дом.

– Я всего лишь передала тебе послание. – мягкая дружеская улыбка этой ужасной женщины больше напоминала людоедский оскал. – Но я уйду, если ты этого хочешь.

Мадам Кесуотер поднялась, расправляя юбку. Элинор встала следом за ней, не сводя глаз со старой знакомой и гадая, зачем она пришла в действительности. Кесуотер была предприимчива и всегда казалась еще более циничной шарлатанкой, чем тетя Эмилия. Так зачем она здесь? Заморочить Элинор или Гамильтонов?

– Я оставлю тебя, милая. – Кесуотер сделала по-мужски широкий шаг и стиснула Элинор в объятьях так, что затрещали кости. Шею кольнуло, расцарапанная щека отозвалась болезненным зудом.

Элинор поспешно выпуталась из объятий и отошла на несколько шагов. Скрестила руки на груди, защищаясь от иных непрошеных прикосновений.

– Благодарю за ваш визит, мадам Кесуотер. Не смею больше задерживать.

Медиум улыбнулась снисходительно.

– Прощай, дитя, и подумай над моим посланием.

И мадам Кесуотер вышла, оставив Элинор стоять, охваченную одновременно раздражением и некоторым замешательством.

* * *

Грегори все еще сомневался в пользе такого разговора, но спорить не стал. Отставив стакан, он поднялся и вышел из гостиной. И почти сразу же наткнулся на мадам Кесуотер. Замерев перед зеркалом, она прилаживала при помощи угрожающего вида булавок огромную и весьма уродливую шляпу. Силуэт ее, отраженный в зеркале, казался зыбким, призрачным, и на мгновение Грегори даже уверовал в мистическую природу этой женщины. Однако он быстро опомнился. Все ей подобные искусно умеют пускать пыль в глаза.

– Мадам, вам стоит выпить чашку чая перед уходом. Я слышал, что визиты духов отнимают много сил.

Женщина метнула на него заинтересованный взгляд записной кокетки.

– Чаю, мистер Гамильтон?

– Или бренди, – кивнул Грегори.

Кесуотер выдернула булавки, передала их вместе со шляпой горничной и величественно вплыла в гостиную. Дамиан не шелохнулся в своем кресле. На долю секунды горло сдавило от страха. В следующую секунду Дамиан пошевелился и открыл глаза.

– Мадам?

– Мистер Гамильтон-младший, не так ли?

Медиумесса опустилась в кресло, медленно, внушительно и пугающе. Устроившись наконец, даже, вернее сказать, утвердившись, она бросила на Дамиана взгляд из-под ресниц. Тот улыбнулся в ответ.

– Я предпочитаю, чтобы меня звали по имени, мадам: Дамианом.

– Молодые люди в наше время слишком расположены фамильярничать, – посетовала Кесуотер.

– И слишком любопытны, – кивнул Дамиан. – Грегори, ты не нальешь мне кофе? Я, мадам, страшно заинтригован Эмилией Кармайкл и жажду узнать о ней побольше.

– О-о… – мадам Кесуотер расплылась в довольной улыбке. – То была действительно выдающаяся женщина. Ее сила всегда вызывала зависть. Даже я время от времени испытывала ее, хотя мы и были очень