Фаркаш поставил лапы на пень и сосредоточенно на него уставился, склонив морду. — Очень много колец. И очень много некротической энергии. Она, пожалуй, сильнее меня, может быть, даже намного…

— Пойдемте-ка отсюда, Неманич, — Шандор вздыбил шерсть на загривке и настороженно оглянулся по сторонам.

— Не будет она днем нападать, — отмахнулся Кайлен и принялся отковыривать от дерева перочинным ножом щепку, чтобы потом изучить внимательнее остаточную некротическую активность. — Иначе эта Белоснежка уже всю дюжину гномов давно прибила бы прям на вырубке за работой, и топоры им не помогли бы. Они вчера работали еще, только сегодня перед праздником отдыхают. На нас с тобой тем более не будет нападать: ты волк, а на меня и вовсе не положено…

— Думаете, ей сейчас до этого дело есть, учитывая, как ее разозлили?

— До этого всем всегда дело есть, Шандор, — взглянув на него с упреком, ответил Кайлен. — Кроме меня самого. — Он наконец отколупал щепку приличного размера, завернул в платок, как вчерашнюю кору, и сунул в карман. — Вот теперь пойдем обратно.

— Так почему она днем-то не нападает? — поинтересовался Шандор, когда они вернулись к краю вырубки.

— Потому же, почему в холмах сейчас летний двор не правит. И не будет до самого Белтана. Одно колдовство действует в полную силу в одно время, другое — в другое…

— Это не выглядит как ритуальные убийства.

— Потому что это ритуал не в том смысле, в котором его могли бы совершить ты, я или какой-нибудь человеческий колдун. Иначе даже ты заметил бы следы незакрытого ритуала еще на Сорине, а уж я — тем более. Ты утопленника, который свирцам попался, когда-нибудь видел?

— Кому?..

— Русалкам, господи…

— Ну, видал разок.

— А следы ритуала на нем видел? Нет их там. А ритуал — есть.

— Опять штучки-дрючки, притом особо затейливые, — ворчливо прорычал Шандор.

— Они тебе затейливые оттого, что, как ты сам справедливо заметил, Надзор до деревень редко добраться успевает. Сидите все время в городе, где кроме домашних корриганов и моей экономки духов, считай, и нет почти.

— Я в лес на охоту хожу, — немедля возмутился Шандор.

— Так не на работу же! — возразил Кайлен. — Оборотень в лесу может вообще про духов не думать, тебе с ними делить нечего, им с тобой — тоже. Все равно что булочник в лавке: если хлеба купить надо, зайдешь, денег дашь, товар возьмешь и дальше пойдешь. И даже в этом случае тебя не очень волнует ни сколько у него детей, ни стреляет ли ему вечерами в спину после трудного дня, ни даже как именно он печет хлеб, лишь бы вкусный был. А если ты у него ничего покупать не собираешься, так и вовсе…

Кайлен оборвал лекцию на полуслове, одновременно с Фаркашем резко обернувшись вправо, где вдалеке между деревьев мелькнула большая бледная тень. И тут же исчезла, будто не было ее. «А-а-а-ах-х-х!» — пронеслось по макушкам деревьев, качнувшимся под неизвестно откуда взявшимся порывом ветра.

— Ты ее разглядеть успел? — спросил Кайлен.

— Немного. Платье белое длинное, волосы тоже длинные, все развевается, не поймешь, где платье, где волосы… И лицо не разобрал.

— Это все не важно, — Кайлен напряженно нахмурил брови. — Существенно не то, что у нее было, а то, чего у нее не было.

— И чего же у нее не было? — нетерпеливо спросил Шандор.

— Крыльев.

* * *

Больше всего Кайлену хотелось ворваться в дом к лесорубам, схватить этого засранца Василя за грудки и хорошенько трясти, пока не перестанет из себя первого скептика на деревне корчить. А может даже приложить его пару раз спиной об стену, как Сорина об дерево. Но заниматься в таком душевном смятении хоть чем-то, связанным с расследованием, было исключительно вредно. Так что Кайлен прошел мимо дома, злобно уселся в самоходку и не менее злобно поехал обратно в деревню, надеясь, что по дороге немного успокоится и с Гораном сможет переговорить уже в более вменяемом состоянии.

— Вы его не сглазьте только, как Мунтяну, — громко, чтобы перекрыть шум мотора, сказал Шандор.

— Мунтяну не врал, он был честный говнюк, от души, — мрачно буркнул Кайлен. — Так что Василя я, пожалуй, не сглажу, а сразу прокляну.

Сержант полиции Кронебурга Мунтяну действительно был совершенно искренним скептиком. И не забывал высказывать свой скептицизм самым хамским образом при всяком удобном случае, за что в конечном счете и поплатился. Если шутишь про ведьмовские подклады при колдунах, тебе вполне могут пожелать таким обзавестись, чтобы на себе понял, про что шутишь. И, поскольку пожелания колдунов имеют силу, у тебя вскоре обнаружится влюбленная в тебя по уши троюродная сестрица, которая приподнесет тебе в подарок цепочку для карманных часов, предварительно сотворив на ней приворот на крови. Кривоватый, но вполне действующий.

Первую неделю сержант Мунтяну сгорал от пылкой страсти незаметно для коллег. Ко второй неделе начал регулярно делиться впечатлениями о девице, занявшей все его мысли, с другими полицейскими. А к третьей — сочинять отвратительно пошлые любовные стишки, и ровно в этот момент капитан Фаркаш наконец заподозрил неладное.

Кайлен, к которому тот прибежал возмущаться, потребовал дать ему зачесть плоды литературных потуг Мунтяну, очень сильно смеялся и предлагал все так и оставить, чтобы наслаждаться творчеством сержанта и дальше. Не всерьез, конечно: дальнейшее развитие событий вполне грозило клиникой для душевнобольных, а по-настоящему дурного он сержанту не желал. Так что Кайлен явился в участок, разговорил Мунтяну насчет объекта его страстных вожделений, заполучил часы в руки, когда тот начал хвастаться подарком, и снял приворот прямо на глазах у сержанта.

Кайлен не стал слишком уж сильно выпендриваться, изображая сложные ритуальные действия, как он обычно делал, чтобы скрывать настоящее колдовство. Только немного, чтобы Пакт не нарушать: ему очень хотелось, чтобы Мунтяну полюбовался, как выглядит магия на самом деле. Зачастую — очень просто и незаметно, ровно поэтому сержант ее и не замечал никогда.

На прощание Кайлен посоветовал надрать юной особе уши, чтобы приворотами не баловалась. Вняли или нет его совету Мунтяну и родители девицы, он не выяснял. Однако был совершенно уверен, что с кузиной сержант поговорил и что-то из этого разговора вынес, поскольку все шуточки и ворчание насчет колдовства с тех пор прекратились, будто их и не было никогда.

Однако Мунтяну Кайлена просто раздражал, а вот на Василя он сейчас был зол всерьез. Других липовцев среди лесорубов не водилось, а это была именно липовская легенда — о том, что у вилы, природного духа, можно отобрать крылья и так на ней жениться. И Кайлен мог