— Эх, шеф! Ну почему выищете в обычном человеческом желании — выпить кофе, какую-то подоплёку?

— Потому что вы начинаете слишком часто моргать, когда Мария склоняется перед вами, ставя кофейную чашку на журнальный столик.

— Это нервный тик. Он возникает всегда, когда я вдыхаю аромат её духов.

— Влюбились, Вацлав? — усмехнулся Ардашев.

— Как подозреваемый, я имею право не отвечать на вопросы, пан судебный следователь. Вызывайте конвой, — смиренно опустил глаза Войта.

— Не задерживаю, — махнул рукой Клим Пантелеевич.

— Моцкрат декуи[16].

Серая стена, грязный деревянный пол и закопчённый потолок, точно тисками сдавливали пространство узилища. Клацанье замков, скрип дверных петель, запах давленых клопов, человеческих испражнений и прокисшей арестантской похлебки казались дурным сном, который вот-вот должен исчезнуть с первыми лучами солнца. Но он не исчезал.

Ещё два дня назад приказчик магазина женской и мужской одежды на Виноградах был уверен, что в свои девятнадцать лет он точно знает, чего хочет и может планировать ближайшее будущее.

Всё изменилось вчера вечером, когда молодой человек вернулся домой после закрытия магазина. Он ещё не успел снять одежду, как в дверь его съёмной комнаты отворилась, и на пороге появился невысокий субъект в пальто, шляпе, с тараканьими усами и трубкой во рту. Под мышкой он держал видавший виды портфель. Позади него маячили двое полицейских в чёрных шлемах с жёлтыми кокардами.

— Ярослав Поспишил? — строго спросил незнакомец.

— Да, я…

— Инспектор Яновиц, криминальная полиция, — усаживаясь бесцеремонно на один из свободных стульев, пробубнил тараканище, щёлкая портфельными замками. — Вы подозреваетесь в смертоубийстве Божены Плечки и Йозефа Врабеца, в связи с чем, у вас будет проведён обыск, после чего вы будете заключены под арест на время предварительного следствия.

Он вытащил два листа бумаги с печатями, помахал ими под носом Ярослава и убрал назад.

— Тут постановления судебного следователя. Не сомневайтесь, они утверждены прокурором. — Сыщик пригладил усы, окинул взглядом убогое жилище и провещал: — Ну-с, извольте выдать все записные книжки, фотографические карточки, деньги и запрещённые к обороту предметы.

— Что? Я никого не убивал, — дрожащим голосом попытался оправдаться юноша.

— А яд, где покупали-с? — высверливая взглядом дырку во лбу подозреваемого, вымолвил Яновиц.

— О чём вы, пан инспектор?

— Что ж, тогда приступаем к обыску, — вздохнул сыщик, повернулся к полицейским и приказал: — Перевернуть всё верх дном!

Не прошло и получаса, как Ярослава заковали в наручники и увезли на автомобиле с решётками в Панкрац[17].

Машина въехала в тюремный двор, похожий на огромный колодец. От охранника разило чесноком и копеечным табаком (его обычно продают на рынке стаканами). Он вёл арестанта по коридорам, точно служебного пса, выкрикивая, то и дело, команды: «налево», «направо», «стоять!».

В небольшой комнате со свежевыкрашенными стенами, пахло колбасой и варёными яйцами. Высокий, похожий на гимназического учителя, господин с заметной лысиной и бритым лицом, копался в зубах заострённой спичкой. Он вздохнул и принялся снимать с вошедшего отпечатки пальцев. По окончании неприятной процедуры соблаговолил швырнуть юноше грязную тряпку, чтобы хоть немного оттереть с пальцев мастику. Тут же велел разуться. Он прикладывал к телу Ярослава какие-то диковинные инструменты: огромный кронциркуль и полуметровые линейки с бегунками. Измерял рост, размер головы, ширину и длину каждого уха, расстояние от изгиба левого локтя до кончика среднего пальца, ширину и длину каждой стопы. Отметил в специальной карточке наличие двух сросшихся родинок на правой стороне груди. Дал обуться, и завёл арестованного в соседнюю комнату.

В ней властвовал коротышка фотограф. Смешливо картавя, он приказал сесть на табурет. Этот тип жёг магний в жестяных воронках и, меняя пластины, щёлкал диковинным фотоаппаратом. По его хвастливым словам, чешская полиция использовала наисовременнейший фотографический метод Бертильона и снимала преступников в трёх видах: в профиль, en face в 1/7 натуральной величины и во весь рост в 1/20. Но и эта процедура закончилась.

И вновь Ярослав плелся подлинным коридорам со сводчатыми потолками, пока окрик конвоира не остановил его перед дверью с цифрой «сто три». Это была одиночная камера, в которой он сейчас и находился. От переживаний он ничего не ел, только пил воду, которую приносил тюремный разносчик еды в большом пятилитровом чайнике. Хоть чайник и был медный, но вода отдавала ржавчиной.

— В этом параллельном адском мире нормальным человеческим существам нет места, — отчего-то вслух выговорил молодой человек и тут же испугался собственного голоса, будто сказанного в трубу.

Послышались шаги. Глухо щёлкнул замок. На пороге возник охранник.

— Поспишил — на допрос! — гаркнул страж.

Оказалось, что камера судебного следователя располагалась совсем рядом, на первом этаже.

Следователь что-то сосредоточено писал, в тот момент, когда ввели арестанта. Он махнул рукой конвоиру, указывая на табурет. Усадив подозреваемого, стражник удалился.

На первый взгляд следователь выглядел намного приятнее, чем наглый и бесцеремонный инспектор Яновиц. По крайней мере, он казался почти ровесником. Вероятно, совсем недавно окончил университет. Лет на пять старше. У него и усы-то были редкие, да и жиденькая бородёнка, которой он пытался придать клиновидную форму, ещё не могла считаться полноценной бородой. Интеллигентного вида, в очках. К тому же, как и Ярослав, он был блондином. От этих мыслей приказчик расслабился и улыбнулся.

— Вы не в цирке, арестант, — процедил сквозь зубы Мейзлик. — Вину в убийстве Божены Плечки и Йозефа Врабеца признаёте? Раскаиваетесь? Готовы дать признательные показания? Или будете дальше дурачком прикидываться?

— Это какой-то бред. Я уже говорил инспектору, что никого не убивал.

— Как вы тогда объясните, что, уехав к родителям в Пардубице, вы позвонили пану Плечке и сказали, что заболели «испанкой», а на самом деле ничем не болели? Для чего врали? — насмешливо сощурился следователь.

— Я не хотел, чтобы он… — Ярослав конфузливо опустил глаза и потёр ладонью переносицу.

— Что же вы остановились? Продолжайте!

— Не хотел, чтобы пан Плечка поехал в Брандис-над-Орлице с пани… Плечкой, — пролепетал юноша.

— А почему не хотели?