— Духи получили слишком много, — пояснила ведьма. — Я должна потратить часть их сил, чтобы они не стали слишком могущественными.

— Маглейн, эти духи тебе мерещатся, — устало напомнил Виль. — Прекрати с ними играть. Прозревшим не пристало…

— Мерещатся?! — вскинулась ведьма и рванула завязки платья, показывая следы, которые на её груди оставили духи. Убийца поперхнулся усмешкой.

— Ты б уж не хвасталась, а, Маглейн? Прикройся. Что ты потом барону своему говорить будешь?

— Барона это не касается, — пробурчала ведьма, завязывая платье. — Это колдовство. А сейчас мне нужно сварить зелье.

Она исподлобья взглянула на названного брата.

— Или запрещаешь? — с вызовом спросила ведьма.

— Да колдуй ты на здоровье, — отмахнулся Виль. — Что хоть смотреть будешь?

— А ты думал? Само собой, где Овелаалуухи прячется. Это же его духи. Знал бы ты, как они хотят к нему вернуться…

Её лицо исказила злобная усмешка. Получив плату, духи немного успокоились, но успели нашептать Магде, что они хотят сделать с нарушившим сделку колдуном.

Иргай так и не помирился с Дакой, и она осталась жить в шатре Врени. Ту случившееся безумно сердило. Она уже привыкла в одиночестве жить в своём шатре, а тут ей подсунули двух маленьких детей, которые к тому же орут на два голоса. Хуже всего — сама виновата. Зачем она вообще послушала Паука? Тьфу ты, надо же — брат во прозрении. Намаялся, небось, и ведьма намаялась с чужим ребёнком, теперь вот ей подсунул. Чтоб ему…

«Купцы» выехали с утра и к вечеру в лагерь прискакал Нифан, второй брат Иргая, и сказал, что дело сделано. К вечеру же наёмники свернули лагерь и теперь были готовы ехать. Оказалось — недалеко — лесными тропами в селище, которое когда-то захватили разбойники. Когда Врени доехала до него, наёмники уже согнали местных крестьян в три жалких сарая и выставили стражу. Врени споро занялась немногими ранами. Разбойники, похоже, были совсем бедными, хорошего оружия не припасли, так что победа далась наёмникам дёшево.

— Измельчали, — огорчённо говорил Увар Харлану, стоя в самом хорошем доме селища. Сюда разбойники стащили своё богатство. — То ли дело раньше. Или мы добыча такая мелкая или князья всех разогнали.

Он покосился на Врени, которая заглянула узнать, нет ли ей здесь работы.

— Чего тебе, Большеногая?

— Сам-то не ранен? — спросила цирюльница.

— Не ранен. Иди, Юлди позови.

Врени скорчила рожу. Монаха она недолюбливала. Не то чтобы он был плохой человек, просто он служил Заступнику, а она — Освободителю, которого он называл Врагом.

— Возьми людей, кто не занят, — уже привычно приказал Увар монаху, — иди молиться. Всё селище обойди, освяти каждый домишко.

— Так я ж не рукоположен, — оторопел брат Юлди. — Я ж не могу освящать. Права не имею.

— Это ты будешь со своим начальством выяснять, — отмахнулся Увар. — А сейчас иди и сделай, как тебе говорят. А потом займёшься делом. Надо всю добычу переписать и разделить на людей. Большеногая, а ты тут что забыла? Нечего делать — иди отдыхай. Или оборотня натаскивай. Нечего тебе тут толкаться.

Врени передёрнула плечами. Никакой волшебный дар не поможет, если тебя просто не желают видеть.

* * *

Они заняли крестьянские дома, но избавиться от Даки и двоих её вопящих детей не получилось. Не то в степях что-то такое было принято, не то молодая женщина просто не задумывалась о том, что кто-то тут может хотеть спать, но только поселилась она именно в том доме, который указали Врени для отдыха.

Когда цирюльница вошла в свой дом, Дака как раз расстилала на полу волчью шкуру.

— Уснули? — шёпотом просила Врени.

— Уснули, — кивнула Дака. Её лицо сияло таким счастьем, что спорить с ней уже не хотелось.

Дака осторожно уложила детей на шкуру. Девочка, видимо, почувствовав мех, расслабилась, сонно обняла молочного брата и уснула крепче.

— Видишь? — кивнула их мать. — Не загрызёт она Сагилла.

— У неё, поди, и зубов пока нет, — хмыкнула Врени. — Ты гляди, когда обернётся…

— Не оборачивается она, — пожала плечами Дака. — Только спит да ест.

— И кричит, — хмуро сказала Врени.

— И кричит, — кивнула Дака. — Дети всегда кричат. Сагилл громче неё кричит.

Врени отвернулась и принялась раскладывать по лавке плащ, чтобы в него укутаться и уснуть, пока есть возможность. Сагилл-то громче кричит, но Сагилл-то человек. А девочка — нет и муж приёмной матери не принял её.

* * *

На следующий день к цирюльнице на деревенской улице подошёл брат Юлди.

— Чего тебе? — нахмурилась цирюльница.

— Принеси девочку, — попросил он.

— Зачем?

Глупый вопрос. И так видно, что Юлди спать не может, так хочет повозиться с маленьким оборотнем, а Дака как засела в доме у Врени, так на глаза никому не показывалась. Но монаху удалось её удивить.

— Надо посвятить дитя Заступнику, — твёрдо сказал он.

— Ты спятил? Она же оборотень. Проклятая.

— Это невинное дитя, — настаивал Юлди. — Она не может быть проклята. Даже если её посвящали Врагу, её душу можно спасти.

— Что, думаешь, окропишь её святой водой, она сразу воспоёт славу Над… Заступнику?

Юлди так и впился в неё глазами. Врени выругалась про себя. Проклятые — прозревшие, как они называли сами себя, — говорили о Заступнике «Надзиратель». Создатель поставил его следить, чтобы привязанные к миру — а мир это зло — души не думали о побеге. Освободитель — Враг, как называли его слепые, то есть верующие в Заступника, открыл людям глаза на совершённое над ними насилие. Показал путь, следуя которому они могут освободиться от вещного мира. Он же дал людям чёрную магию, научил колдовству, создал вампиров и оборотней, чтобы они приближали желанное Освобождение. Такие как Врени, как Медный Паук, высшие посвящённые, должны были нести Его слово тем, кто слепо верил церковникам. Открывать глаза обычным людям. Но, конечно, не монахам.

— Она слишком маленькая, чтобы говорить, — мягко произнёс Юлди. — Сколько ей месяцев?

— Да уж больше года, — сказала Врени, вспомнив короткий рассказ ведьмы. Та на прощание в двух словах рассказала о том, откуда у неё появилась эта девочка. Цирюльница нахмурилась. На вид маленькая оборотница была младше своего молочного брата. Года ей нельзя было дать при всём желании.

Монах таких тонкостей не знал и кивнул.

— Она должна принять благодать Заступника как можно скорее.

— Отстань от меня, — отмахнулась цирюльница. — Иди вон к Даке, с ней разговаривай.