* * *

Конец весны 2002 года.

Глеб сидел за компьютером в своём кабинете, когда к нему пришёл средний брат, Михаил. Устроился на подоконнике, глядя на клонящееся к закату мягкое весеннее солнце, и как бы задумчиво заговорил:

— Как жизнь молодая, брат?

— Нормально, — пожал плечами Глеб. — А что может быть не так с моей жизнью?

— Циркулируют упорные слухи о твоих тесных взаимоотношениях с госпожой Заварзиной.

— Правда что ли? — удивлённо спросил Глеб, не отрывая взгляда от монитора. — Я и не ожидал, что моя персона кому-то настолько интересна.

— Нет, серьёзно, Глеб. Ты ведь потрахиваешь Ольгу Викторовну, и довольно интенсивно.

— И что? Это никого не касается, кроме нас с Ольгой.

— Так-то оно, конечно, так. Но тут есть такое дело… Ты ведь знаешь Кислого? Кислицына Валентина Степановича?

— Знаю, конечно, это же наш деловой партнёр.

— Недавно сидел с ним за рюмкой чая, и он поделился со мной своей бедой. Ну там ещё пока не совсем беда, конечно, но может так случиться, что станет совсем. Помощь ему нужна, и чем скорее, тем лучше.

— Я как-то могу помочь его беде?

— Не совсем ты, Глеб.

— Ты, Миша, как-то загадочно и цветисто изъясняешься сегодня. Если честно, я уже потерялся.

— Ладно, постараюсь изложить суть проблемы более конкретно. Ты ведь знаешь, что у Кислого есть сын? Ян, единственный сынок, свет в окошке. Когда он родился, супругам Кислицыным обоим перевалило за тридцать. Сейчас Яну девятнадцать.

— И что там с парнем? По классике, на запрещёнку подсел?

— Нет, что ты, тьфу-тьфу-тьфу, — Михаил постучал по дорогому деревянному столу. — Паренёк немного не от мира сего получился, совсем не в мать с отцом. Никакой хватки, никого желания заниматься бизнесом. Картины пишет, фотографией увлекается. Витает в облаках.

— Ну какая же это беда? — пожал плечами Глеб. — У каждого свой путь.

— Тут ты прав — это совсем не беда. Беда в том, что парню девятнадцать лет, а он до сих пор женщину даже не нюхал, и не проявляет ни малейшей инициативы в этом деле.

— Так может, он того… Может, у него обоняние в другом направлении настроено? И пристрастия иные? — усмехнулся Глеб. — Тоже бывает.

— Нет, иначе Кислый его бы уже порешил, мне кажется. Как породил, так бы и… Валя очень боится, как бы парень не пошёл по неправильной дороге в плане личной жизни.

— А я-то чем могу помочь, Миша?

— Может, поговоришь с Ольгой? Кислый хочет женщину сыну подсунуть осторожно, ну будто тот сам на неё внимание обратил. Сам понимаешь, шлюхи тут не канают, и даже элитные проститутки не годятся. Надо чистенькую женщину нормальную, но соблазнительную и опытную. Такую, чтобы Ян сам её захотел. Я ничего Кислому про Ольгу не говорил, ты не подумай. Решил сначала с тобой перетереть. Кислый нам может быть очень полезен, ты же в курсе. Особенно, если будет благодарен.

— Перетёр? — спросил бледный Глеб. — Вот там выход, свободен.

— Глеб, ну ты что, ей Богу?

— Ещё раз что-то подобное услышу, сам порешу тебя, как Кислый Яна. Не трогать Ольгу, это понятно? Только посмейте приблизиться!

— К ней приблизишься, пожалуй, ага! — рассмеялся Михаил. — Не влезай, убьёт!

— Что ты имеешь в виду? — на лице Глеба ходили желваки.

— А ты не знаешь разве, что Игорёха ещё по осени к Ольге яйца подкатывал? Как подкатил, так и обратно укатил, — отшила по полной программе.

— Игорь? Ольга ничего мне не говорила.

— Ну а что ты хотел? Ольга твоя — женщина с секретами. Как ты так попал, Глеб, а? Что за преемственность поколений — от отца к сыну? Может, ещё женишься на ней?

— Может, и женюсь.

— Ты, Глеб, как в сказке: младший вовсе был дурак. Хочешь, чтобы над тобой весь город потешался? Все знакомые, друзья и деловые партнёры? Нам только этого позорища не хватало! Тебе двадцать девять, жениться и вправду пора, но не на этой же?! Присмотрись лучше к Маше Долматовой.

— Вот сам и женись на Маше Долматовой. Я знаю, что вы давно мечтаете породниться с Долматовыми, всё выгадываете.

— Я бы женился, брат, но я староват для Маши, да и женат давно.

— Значит, не судьба нам с Долматовыми породниться, — давая понять, что разговор окончен, Глеб снова отвернулся к компьютеру. — Я вам не племенной жеребец на выданье.

— Если готов жениться на Ольге, — спросил Михаил у спины младшего брата. — Что же прячешь-то её? Почему ни на одном мероприятии с ней не появился? Почему в свет не выходишь с ней? Молчишь? Вот и молчи дальше, но пока молчишь, думай. Только головой думай, а не тем, чем ты думаешь, начиная с прошлой осени.

Михаил вышел из кабинета и осторожно прикрыл за собой двери. Глеб долго смотрел в монитор невидящим взглядом, а потом с силой ударил кулаком по столу.

* * *

— Глеб, почему ты никогда не говоришь мне, что любишь меня? Ведь я же знаю, что любишь.

— Вот это да! Я думал, что ты спишь, а тебя на разговоры потянуло, — Глеб, улыбаясь, погладил Ольгу по плечу и поцеловал в макушку.

— Глеб…

— Ну ты же сама сказала, что и так знаешь. Зачем говорить об очевидных вещах? Лучше давай поговорим о неочевидных. Почему ты не рассказала мне о том, что Игорь пытался за тобой приударить ещё осенью?

— Это важно, Глеб?

— Очень.

— Вы родные братья, Глеб, и что бы ни случилось, останетесь братьями. Тот разговор с Игорем Ивановичем никак не повлиял на наши с тобой отношения и на развитие событий, так зачем вбивать между вами клин?

— Ну если так, то ладно. Только в следующий раз, если произойдёт нечто подобное, сразу рассказывай обо всём мне, хорошо, Оля?

— Обещаю, — Ольга подняла ладонь.

После этого немного помолчала, а потом снова заговорила.

— Глебушка, скоро год пройдёт после ухода Ивана.

— Да, помню, — кивнул Глеб.

— Давай поженимся после того, как траур закончится? — Ольга легко провела пальцами по груди Глеба и почувствовала, как он замер после её слов.

— Вот так сразу поженимся? — тихо спросил он.

— Конечно! — Ольга приподнялась на локте и заглянула в любимые глаза. — Я буду тебе хорошей женой, Глебушка! Очень хорошей. Всю жизнь тебя любить буду. Клянусь, ты ни разу не пожалеешь о том, что на мне женился, даже на секундочку.

— Так сильно хочешь замуж за меня?

— А ты сомневаешься, Глеб?

— И на многое готова ради того, чтобы я на тебе женился?

— На многое. Да почти на всё, кроме преступления.

— А если я тебя попрошу помочь