Либо у сталкеров.

Либо у психопатов.

Либо у маньяков.

Черт, почему его нет в списке подозреваемых?

Хотя у художников, очевидно, тоже может быть такой взгляд. Он просто незаконен, нереален, и я уже его ненавижу за крошечный срыв внутренней силы и самоконтроля.

Пока он неторопливо приближается ко мне, я разглядываю его творение, делая вид, что не замечаю мистера Престона. Я почти уверена, что это он, хотя на художника этот парень похож меньше всего. И не замечать его довольно трудно, как только он подходит ближе, я улавливаю пряные и тяжелые, терпкие ноты его парфюма. Краски. Горячей кожи. И прикасаться не нужно, чтобы это прочувствовать. Даже дыхание задерживаю, чтобы не выдать своего чисто инстинктивного интереса. Всегда у меня так. Не бывает страсти с первого взгляда. Бывает с первого «вдоха» – возможно…

– Что думаешь? – художник нарушает долгое молчание, повисшее между нами. Наконец, я позволяю себе обернуться в его сторону. Немного успокоившись после первого впечатления о незнакомце, я медленно изучаю черты Престона испытывающим взглядом. Четкий овал лица, твердый подбородок и широкие брови, выдают в нем волевую личность, лидерские качества. Это не выдумка, а факты, которые мы не раз изучали на уроках по чтению лиц и характеров. Его красота холодная и жесткая, при этом сдержанная и мощная. Безмятежный океан, в любой момент способный разразиться штормом и накрыть девятым валом. Может это не так, я мыслю субъективно, и… черт возьми, о чем я, мать его, вообще думаю?

Он только что возглавил хит-парад возможных кандидатов в серийные убийцы, а я размышляю о глубине его глаз, четкости скул, и темном цвете волос и смуглой кожи, «неправильно» контрастирующей с синими глазами.

Радует только то, что Престон также тратит приличное количество отмеренных нам на немое знакомство секунд, рассматривая каждый сантиметр моего тела, обволакивая его уже знакомым жаром. Невольно ощущаю, как его взгляд замирает на моей груди, шее, и медленно поднимается к глазам. Смотрит так, словно читает душу, зрит в мою суть, за бронебойную стену… но это лишь иллюзия, потому что в этот момент я закрываюсь еще сильнее.

От него.

В ответ его взгляд становится по львиному снисходительным. Этакий хищник, поставивший одну из потенциальных сучек на место. Надеюсь, в моем взгляде он читает попытку сделать почти то же самое.

– Художник, несомненно, т-талантлив, – сдержанно отвечаю я, пытаясь скрыть дрожь в своем голосе. Однако терплю феерическое поражение, заикнувшись на одном слове. Кажется, я не упомянула о том, что после трагедии и молчания длиной в двенадцать месяцев я стала заикаться. Лишь годы тренировок и долгой работы над собой свели этот дефект речи к минимуму – теперь он проявляется только в периоды очень сильного волнения.

– Как и все, представленные здесь, – не собираясь раздавать ему комплименты, холодно отрезаю я, вновь глядя на картину, с которой на меня смотрят огромные и распахнутые глаза, напоминающие развернувшиеся небеса.

Джейдан

Направляясь на выставку, я не ждал от вечера ничего особенного. Пафосно, предсказуемо, скучно, местами занудно. Мое эго не нуждается в подтверждении того, что я и так знаю. Я не гений современности в мире художественного искусства, но обладаю неплохой тактикой, особым вкусом, взглядом и воображением. Для меня нет особой разницы, для кого писать картины и где. В парке, в сквере, на городском пляже, в собственной студии. Для парочки пенсионеров, студентов, молодоженов или для великосветской публики.

Понятия выгоды и признания для меня вторичны, и отсюда назревает вопрос: зачем я тогда занимаюсь живописью?

В чем причина и цель?

Самовыражение?

Возможно.

Зависимость.

Тоже есть. Или же желание полутонами показать то, что многие скрывают, прячут за фальшивыми белозубыми улыбками? Заставить восхищаться или замирать от отвращения, глядя на собственные пороки, обличённые на моих полотнах. Ничто и никогда так не возмущает человека, как нелицеприятная правда о нем самом, раскрытая сторонним наблюдателем. Они будут кричать, что художник вульгарен, бездарен, что он ничего не мыслит в искусстве, и его работы давно пора сжечь на городской свалке… только потому, что узнали в них самих себя и ужаснулись.

Надев одну из своих нелюбимых масок циничного светского бездельника, я вхожу в ярко освещённый зал, лениво осматриваюсь по сторонам намеренно скучающим взглядом. Красивые женщины в коктейльных платьях, мужчины в смокингах; блеск драгоценных камней и благородных металлов; приглушенные разговоры о псевдо-высоком, погоде, музыке, театре, о падении нравов и грядущем финансовом кризисе, и разумеется, о будоражащем умы многих «ядовитом любовнике», возглавляющем все заголовки новостных газет. Шикарные гости, журналисты, репортеры, критики, кичащиеся своим непредвзятым мнением, ценители искусства, представители богемы и просто случайно заглянувшие на мероприятие тусовщики, не имеющие ни малейшего представления о живописи, но с удовольствием налегающие на дорогое шампанское и изысканные закуски, разносимые официантами.

Неинтересно… Липкие, оценивающие, любопытные взоры гостей блуждают по мне, но ни один из них не вызывает желание взглянуть дважды. Я смотрю в безмятежно-голубые глаза одной из своих картин, закрепленных на центральной стене, ощущая, как тает внутри всколыхнувшееся раздражение. Только она способна усмирять меня…

Взгляд скользит вниз, замечая стройную брюнетку с высоким хвостом, стоящую ко мне спиной и в одиночестве рассматривающей картину. Мне определенно нравится ее женственная фигура, запакованная в темно-синее платье с молнией на спине, мгновенно наводящей на развратные и похотливые мысли. Когда девушка надевает подобный наряд, то не может не осознавать, что каждый присутствующий мужчина на мероприятии, будет тайно или откровенно желать расстегнуть эту гребаную молнию. Вполне осознанно направляюсь к соблазнительнице уверенной походкой, и в тот момент, когда она оборачивается и встречает мой взгляд, градус заинтересованности возрастает троекратно. Как ценитель прекрасного могу с уверенностью заявить: передо мной образец совершенной красоты, чувственности и вызова, заключённый в одной безумно сексуальной брюнетке с потрясающе округлыми бёдрами, тонкой талией и грудью, просто умоляющей запечатлеть ее на одной из своих картин. Вечер мгновенно перестаёт быть томным, нудным скучным и, что там было еще?

Я открываю сезон охоты прямо сейчас, и жертва сама напрашивается на незабываемое приключение, удерживая зрительный контакт максимально долго. Это, признаться, редко кому удается. Конечно, она сдается, но я оценил ее волю и упрямство. Черт, глаза девушки почти такого же цвета, как те, что написаны на холсте за ее спиной. Невероятные, выразительные, бездонные и кристально-прозрачные, как горные озера. Я с лёгкостью читаю интерес, смущение и вызов, ощущаю флюиды женской чувственности и мощную сексуальность, которую она прекрасно осознает и использует. Когда между нами остается пара шагов, девушка резко отворачивается. Я не мешаю. Встаю рядом, и мы молчим какое-то время; тяжелая энергия притяжения, незримая, теплая, осязаемая пульсирует между нами, впервые за долгое время, вызывая острое желание прикоснуться, попробовать… Она пахнет так же чувственно, как выглядит. Взгляд невольно скользит за спину девушки, к чертовой молнии. Я бы оторвал руки модельеру за подобное издевательство для мужских сердец, хотя вовсе не сердец, конечно. Женская красота всегда находит во мне определённый отклик, и мой богатый опыт, количество бывших любовниц и желающих пополнить ряды настоящих в некотором роде испортили меня, воспитали достаточно ленивого потребителя, редко утруждающего себя погоней за очередной красавицей, разве что ради исключения. И, похоже, сейчас я встретил свой исключительный случай.