– Он жив?

– Да, за ним ухаживает наш целитель. Не волнуйтесь, жар отступил ещё вчера.

– Вчера? Жар? – в голове пронеслось: «Вчера он нас только нашёл» – А сколько мы уже здесь?

– Трое суток.

– Что?

– Госпожа, вас тоже лечил целитель. Он очень сильный, от ваших ран вскоре не останется и следа. Вы проспали три дня и три ночи.

Она изумилась. «Значит, он меня поил какими–то сонными зельями».

– Я хочу видеть мужа.

Один из воинов подошёл.

– Я провожу вас.

Они прошли коридор, поднялись по лестнице, окружённой каменистыми неровными стенами с горящими факелами в бронзовых подсвечниках, и вышли к покоям, где находился паук. Тут воин почтительно склонил голову, перья на его плечах слегка шелохнулись, и он ушёл, оставив её у массивной дубовой двери. Ликорис подняла руку к серебряной ручке в виде головы ворона, постояла с минуту, переведя дыхание и вошла. Оглядела большую комнату в тёмно–зелёных тонах, арочное окно, закрытое тяжёлой бархатной занавесью, прошла до середины и остановилась, глядя на спину ворона в длинном плаще с капюшоном на голове. Он сидел на стуле с высокой спинкой у постели, где лежал Эрганлавдий и держал над ним руки. Она почувствовала невидимую энергию, исходящую от него и подавила дрожь.

– Я к мужу… – тихо произнесла, боясь нарушить целительство.

Ворон не обратил на неё внимания, завершил сеанс через несколько минут, убрал руки и встал.

– Проходите, госпожа. Он спит, будить не стоит, иначе вы нарушите его исцеление.

Вороница прошла к постели и, аккуратно взяв мужа за руку, поцеловала в тыльную часть. Холодная. Вздрогнула и взглянула в угольные глаза целителя, глубокие как бездна.

– Не волнуйтесь, ваш муж ещё находится в среднем мире между жизнью и смертью, но мой фантом рядом и постепенно выводит его. Осталось последнее болото, и он очнётся, скорее всего, на днях.

Ликорис также тихо вышла.

Бессознательное Эрганлавдия.

Он идёт во тьме. Вокруг всё серое и мрачное, раздаются жуткие голоса. Со всех сторон тянутся черные руки со скрюченными пальцами и острыми когтями, пытаются схватить, некоторые хватают, останавливают. Паук выдергивает руки, и идёт дальше, с трудом поднимая ноги, каждый шаг даётся нелегко. Ступни утопают в трясине, однако опять идёт. Душа понимает, что её тянут назад. Он не оглядывается. Его зовёт сильный мужской голос. «Эрганлавдий, ты повелитель пауков, вернись. Тебе рано уходить». Паук идёт на этот голос, который греет, светит и окутывает теплом. «Зачем мне туда? Что меня там ждёт? Может, остаться здесь в этой трясине?» – останавливается и проваливается по колено, спустя миг глубже по бедро, ещё и ещё уходит по пояс. Тут начинает гореть кисть. «Приятно. Как приятно. Что это? Губы? Какие горячие мягкие губы. Я знаю это ощущение. Я? Люблю. Кого? Откуда это щемящее чувство? Что это? Любовь. К кому? Поцелуй обжигает тыльную часть кисти. Она! Это она! Моя жена. Прекрасная вороница, страстная, мудрая, сильная, смелая – Ликорис. Я хочу её. Я хочу жить! Жить для неё. Жить вместе с ней».

Свет.

Бархатные ресницы дрогнули, тяжёлые веки разлепились. Полоска света. Глазам больно. Шире. Светло. Вокруг тёмно–зелёный цвет стен. Пошевелил головой, затекла шея, рукой, ногой, вздохнул и привстал на локоть.

– Где я? – осмотрел себя: куча повязок, попытался понять болит ли что–то. Нет. Не болит. Меня кто–то здесь лечит. Жена? – Ликорис! – вскрикнул и встал. В голове зазвенело, дотронулся до виска, тряхнул волосами, как гривой, и вышел в коридор. – Ликорис!

Она услышала его, всё ещё находясь в коридоре в дальнем конце, меряя нервными шагами. Они встретились взглядами.

– Любимый… – прошептали губы. А дальше… объятия, жаркие поцелуи, невыплаканные слёзы, раздирающие душу. Его глаза, в которых она растворялась. Обжигающие губы. Ласкающие руки. Агония. Жар. Жар. Жар. Спина мужа подпирала стену. Её бедра слились с его. Толчок, бьющийся внутри её тела, как голодный зверь, ещё и ещё. Взрыв. Мозги обоих вспыхнули в костре страсти.

– Любимая…

– Любимый…

– Ха – ха, сестричка и затёк, могли бы уйти в свои покои. В дверном аркообразном проёме стоял брат: высокий, статный, в чёрном камзоле, украшенном множеством вороньих перьев, выложенных крупными пучками, скреплённых на широких плечах булавками с серебряными головами воронов с глазами в виде крупных сапфиров – символом их государства.

Эрганлавдий спустил с чресл жену, заправился и она смущённо, опустив платье цвета ночного неба, отвела глаза.

– Не смущайся, это прекрасно! Такая страсть как у вас – пример для меня влюбиться. Пока моё сердце не тронула не одна вороница. Это, наверное, у меня от отца. Он тоже долго ходил в холостяках.

– Благодарю за то, что спас нас, – паук склонил голову.

– Ваше счастье, что мы вышли на рассвете на охоту и почувствовали запах той кровавой бойни, что устроила сестра. Ликорис, такой смелости и отваги я вообще от тебя не ожидал. Ты истекала кровью, но защищала мужа до последнего. Эрганлавдий – сестра достойная жена и я загорелся найти подобную спутницу. Ты достойна уважения, – и на удивление обоих, грозный владыка склонился в поклоне, а после раскрыл объятия. Ликорис прильнула к нему.

– Прости, что пытался избавиться от тебя, боясь проблем от твоей красоты, но теперь вижу, что вы достойны друг друга и всё это судьба. Воля богов.

Эрганлавдий протянул руку и забрал жену.

– Ликорис – моя истинная вторая половина и я тебе очень благодарен за ту сделку.

– Мой целитель поработал с вашими ранами на славу, скоро не останется и следа. А сейчас идём в гостевой зал кушать. Мои воины приготовили для вас свежего кабана.

Он пошёл вперёд с высоко поднятой головой, расправленными плечами и королевской осанкой – гордый ворон, который ещё долго не сможет влюбиться.

Ликорис и Эрганлавидий последовали за ним. Спустились по той же лестнице этажом вниз и вошли в гостевой зал, наполненный светом: по периметру стояли высокие бронзовые подсвечники, инструктированные сапфирами с толстыми свечами. На тёмном дубовом длинном столе – серебряные тарелки с большими кусками кабана, с которого ещё стекала кровь. Ян расположился во главе, сев в кресло с кружевной спинкой из редкого дерева золотистого оттенка. Покушали с аппетитом, запив отменным вином терпким и пахнущим свежей хвоей.

– Почему у вина такой необычный аромат? – Эрганлавдий искренне удивился.

– Когда оно настаивается, наши виноделы добавляют ветки молодой голубой ели – она целительная для воронов.

– Потрясающе!

– Я дам вам такие ветки с собой. Пока вы оба были в беспамятстве, мои воины посмотрели содержимое вашего мешка. Вы взяли всё это в замке отца?

– Да,