Чемоданчик был сигналом скорого отъезда отца, то есть предстоящей ему командировки, и в чемоданчике же к Игорю приезжали оттуда, из неведомых далей (из Смоленска), сувениры – солдатики, автомобильчики, шоколадки… И не то чтобы он так уж ждал подарков (ждал), но все равно же интересно: а вдруг что-нибудь неожиданное?

Без отца скучно. Не с кем посмотреть по телику бокс или футбол, побороться утром (нарочно просыпался раньше отца), быстро перебравшись к нему на кровать – босиком по прохладному полу (не простудись!), а в выходной поиграть в шашки или в шахматы.

В командировки отец, как правило, уезжал с субботы на воскресенье, в свой нерабочий день, когда только и можно было претендовать на его время. По будням же возвращался с работы усталый, перелистывал газету или смотрел новости, а потом быстро укладывался спать.

Без отца дни пропавшие – бездарные, тоскливые дни, Игорек шатался по квартире или глазел из окна, как гоняют мяч во дворе взрослые пацаны. В общем, все не то…

А еще раньше: хочу братика, тянул мать за руку, хочу сестренку, канючил во время прогулки… Откуда берутся братики и сестренки было неведомо, но если кто и был главным по этой части, то именно мать – к отцу с этим почему-то никогда не обращался.

Конечно, он и не мог знать ничего про Смоленск, вроде и не слышал ни разу, чтобы родители произносили вслух это слово, не исключено, однако, что как-то выскользнуло неосторожно, а ему запало. Смоленск и Смоленск… Некая точка, вполне абстрактная, на просторах родины. И только много позже вдруг выяснилось, что в Смоленске живет сестра, его сестра, то есть дочь отца и… другой женщины, другой, понятно, но все равно – сестра, родная кровь.

Про сестру же узнал совершенно случайно, любопытный, шныряя по всяким домашним закуткам и внезапно обнаружив в родительских бумагах некую старую отцовскую анкету, где в графе «дети» рядом с его, Игоря, именем, отчеством и годом рождения значилось еще одно – Наталья. Кто такая? Написано же черным по белому (желтовато-серому): дочь! Причем по датам получалось, что сестра старше его чуть ли не на девять лет. Вот тебе и на… Он просил сестренку (или братика), а та, оказывается, уже была, почему-то, однако, утаиваемая от него. Где она и что с ней – можно было только гадать.

Тут и вправду что-то крылось, какая-то семейная тайна, в которую надо было еще проникнуть. То ли сам Игорь не родной ребенок (родители-то немолоды). То ли у отца раньше была другая семья…

В общем, темно.

Он разволновался и долго сидел перед ящиком с разбросанными вокруг бумагами, вперив взгляд в ветхий, несколько подыстершийся по краям, пожелтевший листок.

Сразу сгустилось. Вокруг него и, отдельно, вокруг родителей. Как если бы – гром среди ясного неба – узнал, что он сам – вовсе не он, а некто, то есть вообще неведомо кто, приемный, усыновленный, сбоку припеку, в то время как…

Родителям он ничего про свое открытие не сказал, не бросился с недоуменными вопросами, но как-то стал вдруг иначе себя ощущать, более весомо, что ли. Не хотелось сразу разрушать. Не все, оказывается, так просто. Если родители не желали, чтобы он знал, пусть так. Значит, есть какая-то причина. Каждый имеет право на тайну (теперь и у него), хотя, конечно, немного обидно: не от кого-нибудь же скрывали – от него. И потом, может, ему и впрямь лучше не знать…

Вот только почему?

Позже объяснилось. Зыбкое такое основание: не хотели ему говорить, пока не повзрослеет – вдруг неправильно воспримет? Ну там начнет ревновать или еще что. И сестра, пока ему не исполнилось шестнадцати, при нем ни разу не появлялась, а если и появлялась, то только в его отсутствие (он и не ведал).

Партизанщина какая-то.

Почему, спрашивается, он должен неправильно понять? Он-то, наоборот, всегда тяготился своим одиночеством, тем, что единственный. И вот оказывается… Впрочем, так ли это теперь было важно, тем более что все равно сестра жила в другом городе?

«А я знаю…» – сказал, усмехнувшись, когда родители неожиданно объявили, что хотят посвятить его в один семейный секрет.

Откуда?

«Знаю, и все…»

С того момента и стало проясняться.

В Смоленске у сестры уже была своя семья, муж и два сына, а также ее мать, та, другая женщина, как бы первая жена отца, хотя вовсе и не жена (так ни за кого больше и не вышла замуж).

Сестра преподавала в музыкальной школе, попутно давала частные уроки, а в свободное время они с мужем играли в теннис, любили кататься за городом на лыжах, ну и так далее.

А еще она была удивительно похожа на отца, гораздо больше, чем сам Игорь. Вроде как отец, но в женском обличье. Несуразность.

В себе он его чувствовал, а в ней – видел. В разрезе и цвете глаз, в крыльях носа, в губах, абрис которых почти точно повторял отцовские. Надо же!

Любопытно, что мать (Игоря, имеется в виду) относилась к ней как-то особенно тепло. Восхищалась постоянно: Ната такая, Ната сякая, она и музыкант, и преподаватель замечательный, и человек чрезвычайно отзывчивый. Как бы с неким укором в адрес сына: если бы и тот…

А может, испытывала перед сестрой вину: отец ведь с ними жил, а не с той, другой женщиной и ее (и его соответственно) дочерью (вроде как увела его), или даже видела в ней чуть ли не дочь (как-то проговорилась, что всегда мечтала о дочери).

Потом у сестры случилось несчастье. Заболел и скоропостижно умер муж, она осталась одна с еще несовершеннолетними пацанами. Мать с восхищением рассказывала, как Ната самоотверженно ухаживала за больным, до самого последнего часа. И теперь, говорила, крутится как заводная, потому что зарплаты и пенсии, которую назначили ей после смерти мужа, на жизнь не хватает: ребята-то растут…

Довольно долго сестра не приезжала, два или три года, но потом снова стала появляться.

Обычно к ее приезду готовились, как к празднику. И мать Игоря, пожалуй, ждала едва ли не с большим оживлением и нетерпением, чем отец, теперь уже – после недавнего инфаркта – не такой бойкий и веселый, как прежде, а если и веселый, то с какой-то подспудной, словно бы затаенной грустью.

Тем не менее за столом (рюмка коньяка) отец просто лучился: как же, все встретились (за исключением той женщины), его дети, сын и дочь, пусть и сводные. У других отнималось, у отца прибавлялось.

Игорь меж тем недоумевал, как это она ничуть не держит обиду, на отца имелось в виду (ну и на них на всех заодно): без него ведь росла, в одиночестве, а он лишь изредка наезжал, год от года все реже, а когда дочь стала совсем самостоятельной, и вовсе перестал – здоровье не то…

Это Игорю отец достался в полной мере, даже и теперь, но ведь как оценить? Есть и есть…

Догадывался, впрочем: без отца плохо.

Однажды рассказала, как радовалась приездам отца. Всегда веселый он был, шутил постоянно, байки всякие смешные – забавлял ее, ну и, разумеется, водил куда-нибудь, в кино или в парк на карусели, мороженое покупал в вафельном стаканчике, на пианино быстро что-то подбирал, как настоящий музыкант. Подарки привозил.