Глядя, как последними по мосту переправляются австрийские кавалеристы эрцгерцога Фердинанда, я пытался разобраться в себе, думая о том, что, вполне возможно, остатки личности настоящего князя Андрея, который жил в этом теле до моего попадания, влияли на меня подобным образом. Ведь, например, память его не исчезла. Именно благодаря ей, я не только достаточно быстро вжился в окружающую действительность, неплохо ориентировался в происходящих событиях и владел иностранными языками, но и обладал необходимыми навыками боевого офицера этого времени, начиная от владения всеми видами оружия 1805 года и до виртуозной конной выездки. Так почему же на меня не могли влиять и иные ментальные следы сущности князя, оставшиеся в его теле после подселения в него моего сознания? Наверное, вполне могли, чем, скорее всего, эта моя нынешняя сентиментальность, совсем не свойственная мне раньше, и была обусловлена.

Прислушиваясь к себе, в глубине души я знал, что нахожусь лишь в начале событий, которые грядут, когда история начнет заметно меняться прямо у меня на глазах. И мне даже, чем дальше, тем больше, начинало казаться, что катализатором этих изменений являюсь я сам. Шальная мысль вспыхнула в мозгу: «А вдруг мое попадание сюда и необходимо космическому разуму именно для того, чтобы изменить ход человеческой истории? Что, если я отправлен сюда каким-то неведомым сверхсуществом именно для того, чтобы поменять порядок вещей?» Подумав так, я поднял голову к небу, где рассветные лучи разливали по облакам утренний свет, и поклялся самому себе, что, если есть в моем попадании сюда некий высший смысл, и на меня возложена миссия менять ход исторических событий, то обязательно постараюсь изменить этот мир к лучшему.

Но, сейчас мне было совсем не до изменения мира. В опасном военном походе хватало других забот. И я радовался хотя бы тому, что мы избежали гибели в этом старом чумном монастыре, вовремя вырвавшись из ловушки, которую готовил для нас французский маршал Мюрат. Удача на этот раз находилась на нашей стороне. Но, как будет в следующем сражении, не знал никто из нас.

Продолжая ехать рядом, мы с Вильгельмом оглянулись назад, когда услышали грохот первого взрыва, разметавшего часть деревянного моста, построенного саперами графа Йозефа только вчера ради переправы наших войск через Ракитную. Но, перемещение неприятеля по этому мосту за нами следом допустить было нельзя. И потому саперы эрцгерцога Фердинанда взорвали мост, когда последний австрийский солдат пересек по нему реку. Сначала подорвали заряд, заложенный ближе к тому берегу, на котором стоял старый монастырь. А потом взорвали и второй заряд, заложенный посередине и более мощный. Издалека мы с майором наблюдали, как бревна мостового настила разлетелись, подброшенные силой последнего взрыва высоко в воздух, словно щепки.

— Как вы думаете, князь, сможем ли мы когда-нибудь победить проклятых французов? А то мне уже кажется, что эта война стала неотъемлемой частью моей жизни, словно зима или другое время года, которое наступает независимо от нас и так же отступает, сменяясь чем-то другим. И, признаюсь, сейчас меня утешает лишь то, что мы сражаемся не только за свою землю, но и за идеалы возрождения Великой Моравии. Тем не менее, победа все еще очень далека от нас, — произнес Вильгельм.

Я задумался, глядя на развалины нового моста, торчащие вдали несколькими одинокими сваями среди темных вод Ракитной посередине ее проломленного льда.

— Я уверен, что мы все-таки победим, но для этого нам придется вести военные действия еще долго, — ответил я барону.

— Время — это наш враг, как и проклятые французы, потому что мы стареем, — произнес Вильгельм, и его голос звучал как отголосок зимнего ветра, проникающего в каждую щель. Он поежился в седле, словно пытаясь сохранить тепло, которое уже давно покинуло это место в предгорьях Карпат.

Я задумался о том, что эта война стала не только частью существования для австрийского майора, который ехал на коне рядом со мной, но и для меня самого. С самого момента моего попадания в 1805 год проклятая война преследовала меня повсюду, словно призрак смерти, следящий за каждым моим шагом в надежде улучить подходящий момент, чтобы заполучить мою душу. Мне это уже порядком надоело. И я сказал:

— Я думаю, барон, что следует, как можно скорее, обратиться к тем, кто поможет нам сражаться с проклятыми французами. Не забывайте, что у вас, австрийцев, есть могущественные союзники на востоке. И это мы, — русские. И я уверен, что мудрость Кутузова поможет нашему союзу. Кутузов позаботится, чтобы русская армия вновь довооружилась после поражения при Аустерлице в самые короткие сроки и опять выступила на помощь Австрии. Единственное, что нам с вами необходимо сделать побыстрее — это дать знать нашему командующему, что начинается борьба за возрождение Великой Моравии. Я напишу ему письмо. И, надеюсь, что ваш дядя поможет доставить его побыстрее с голубиной почтой.

Австрийский майор кивнул, и его глаза, полные решимости, отражали свет восходящего солнца, когда он проговорил:

— Да, князь, я поговорю с дядей об этом, как только мы прибудем в Здешов.

— Ваш дядя из тех, кто управляет отправкой сообщений. Следовательно, я не думаю, что для него пересылка письма составит проблему, — сказал я, решив, что именно это письмо, которое я отправлю Кутузову при посредничестве графа, станет моим первым весомым шагом в здешней политической игре.

И я вполне осознавал, что шаг предстоит ответственный. Надо хорошенько продумать содержание прежде, чем писать. А то письмо и к делу против меня потом могут запросто пришить какие-нибудь недоброжелатели. Я понимал, что впереди ждут не только сражения с врагом, но и испытания в политических интригах, которые проверят мою собственную силу духа. В этом опасном воюющем мире, где каждый шаг мог стать последним, я морально подготавливал себя к любым неожиданностям.

Вильгельм кивнул, но его взгляд оставался хмурым. Мы оба знали, что наши мечты о мире были далеки от реальности. И все равно, у каждого из нас где-то внутри теплилась надежда когда-нибудь вернуться к мирной жизни. И, может быть, именно эта крохотная надежда на лучшее была той силой, что вела нас вперед, несмотря на все испытания. Размышляя о том, как человеческие судьбы исчезают в пучине войны, я бросил прощальный взгляд на чумной монастырь, башни которого все еще виднелись позади нас за рекой сквозь сизый дым от лесного пожара. И я мысленно попрощался с этим местом, сделавшимся на какое-то время очередным полем боя в этой долгой войне с армией Наполеона.