ушел, я заметила, что чепец у меня съехал набок, и сообразила, что он забыл отдать мне мои шпильки, поднятые с пола.

В полдень снова звонит колокол, на этот раз возвещая о наступлении обеденного перерыва. Я озираюсь по сторонам. Работники печатни кладут инструменты и выходят на улицу. Я, не зная, как поступить, неуверенно следую за ними.

Несмотря на прохладу, работники рассаживаются на стенах и ступенях либо опускаются на траву, кто‑то черпает из колодца воду для питья. Я несколько минут наблюдаю за ними, после чего решаю отправиться в красильню, чтобы найти Софи или маму, но тут слышу позади себя чьи‑то шаги.

– Пойдем, – раздается знакомый голос, и, обернувшись, я вижу Жозефа. – Пора подкрепиться.

Я ничего не прихватила из дому и даже не помню, велела ли нам мама чем‑нибудь запастись. Вероятно, она отложила немного хлеба с завтрака.

– О, все в порядке, я не голодна, – отвечаю я. Но желудок тотчас выдает меня, издавая громкое урчание.

Жозеф удерживается от улыбки, но его глаза весело сверкают.

– У меня хватит на нас обоих, – говорит он, показывая узелок из коричневой ткани, нечто вроде заплечной котомки, перетянутой бечевкой. – И я знаю хорошее место, где можно поесть. Не желаешь ко мне присоединиться? – Он опасливо косится на ровный ряд маленьких окон на верхнем этаже печатни. Окон кабинетов.

– Благодарю вас. – Я думаю о том, как любезно с его стороны предложить поделиться съестным, и не решаюсь согласиться. – Это так великодушно. Но мне нужно отыскать маму. И сестру.

– О… да. – Жозеф слегка краснеет. – Прости, я не подумал. Еды здесь, разумеется, хватит и на них. Давай я помогу тебе найти их?

Когда мы добираемся до красильни, в ней нет ни души, поэтому мы ищем Софи и маму среди людей на улице. Кажется, что, когда я прохожу мимо, все пристально рассматривают меня, после чего склоняются друг к другу и шушукаются. Я гадаю, о чем они говорят и почему так им интересна. Наверное, дело в том, что меня сопровождает сын хозяина. Однако затем я вспоминаю, что в печатне на меня глазели все утро.

Жозеф вытаскивает из кафтана маленькие латунные карманные часы, сверяется с ними и морщится.

– Извини, Лара, но нам пора приступать к обеду, если мы хотим закончить его до того, как опять ударит колокол.

– О… – Я ищу в оживленной толпе маму и Софи, но их нигде не видно. – Да, конечно.

Жозеф кивает в сторону дороги.

– Идем?

Я снова колеблюсь. Софи и мама могут появиться в любую минуту, я не желаю их упустить. Надеюсь, что у Софи все хорошо в красильне, но мне бы хотелось в этом удостовериться.

– А нельзя ли нам пообедать здесь?

– Можно, но я предпочел бы поесть где‑нибудь в более тихом месте, – отвечает юноша. – Иначе меня наверняка засыплют всевозможными вопросами. Касательно фабричных дел. Не то чтобы я возражал, но, боюсь, работники порой забывают, что здесь всем распоряжается мой отец, а не я. Мои желания значения не имеют.

– О, понимаю, – говорю я, замечая обиду в его словах. – Что ж, вам, бесспорно, тоже необходим отдых. – Я прикасаюсь рукой к давней ране на затылке и нащупываю край съехавшего чепца.

– Ах, чуть не забыл! – Жозеф засовывает руку в карман. – Ты обронила.

Он отдает мне шпильку, и я благодарю его.

– Мне показалось, что выпало несколько штук.

– Извини, – улыбается он, направляясь к дороге, – я заметил в траве только одну.

Пикник

Лара

Сначала я предполагаю, что мы дойдем до лужайки, где уже устроились несколько работников, но Жозеф обходит ее стороной. Справа слышится журчание быстрых струй реки, которая снабжает фабрику водой. Немного погодя шум воды стихает, и впереди показывается темная купа деревьев. Они будто обозначают некую границу.

Жозеф решительно направляется к деревьям, я же замедляю шаг. Он оборачивается и замечает, что я колеблюсь.

– Я не хочу неприятностей… Мы не слишком удалились от печатни?

На губах юноши появляется робкая улыбка.

– Конечно, нет.

Я пробираюсь вслед за ним между деревьями, вороша башмаками опавшую листву. Несколько секунд спустя мы выходим на большую ухоженную лужайку. На миг я теряюсь, не понимая, куда мы попали, но потом вижу светлеющий вдали задний фасад замка и догадываюсь, что мы, вероятно, где‑то в глубине сада.

Жозеф направляется под сень огромного старого платана, сучья которого тяжеловесно покачиваются на фоне серо-голубого неба. У дерева весьма своеобразная форма, ветви, раскинувшиеся по сторонам от искривленного ствола, напоминают руки, а наплывы на них – сжатые кулаки. Сев на траву, Жозеф кладет рядом с собой узелок из коричневой ткани.

– Вот.

Он ослабляет бечевку, стягивающую коричневую салфетку, и достает из узелка багет, ломтики сыра, saucisson [30] и горсть сушеных фруктов. Еды тут больше, чем мы вчетвером съедали в Марселе за обедом, и при виде нее я не могу скрыть своего удовольствия.

– Вы всегда берете с собой так много? – спрашиваю я.

– Нет, – спокойно отвечает Жозеф, – не всегда. Жаль, что мы не смогли найти твою мать и Софи, чтобы разделить эту трапезу с ними. Пожалуйста, угощайся.

У меня текут слюнки при виде аппетитной посыпанной мукой поверхности хлеба и насыщенного сырного аромата. Я стараюсь обуздать голод и есть с подобающей неторопливостью, но это не так‑то легко. Утонченный, солоноватый вкус хлеба и сыра, контрастирующий с пряным привкусом сухих фруктов, лишь разжигает аппетит. Но когда я представляю, как мама и Софи, затерявшись в толчее у красильни, доедают остатки вчерашнего хлеба, чувство голода сменяется чувством вины.

Обед почти закончен, и мой желудок впервые за много месяцев полон, поэтому я благодарю Жозефа, полагая, что настало время возвращаться на фабрику. Но он снова тянется к узелку, на сей раз разворачивает его полностью и расстилает на траве. Внутри обнаруживается бумажный сверток, а в свертке – несколько восхитительнейших тарталеток с клубничным джемом; джем мерцает, как драгоценный рубин, а корзиночки из теста искрятся золотистой глазурью.

– Справишься ли ты еще и с десертом? – осведомляется Жозеф.

Я распахиваю глаза и, вероятно, издаю восторженный возглас, ибо юноша тут же протягивает тарталетки мне.

– Я заказал их повару вчера, – сообщает он. – Это мое любимое лакомство. И, судя по твоему виду, тебе они тоже должны понравиться.

Я беру изящную тарталетку и любуюсь ею.

– О, благодарю вас! Я уже и не помню, когда в последний раз их ела!

Мы наслаждаемся пирожными в дружеском молчании, ветер шевелит ветви дерева у нас над головами, поодаль оживленно щебечут скворцы. Через некоторое время мой взгляд