«обмелевшим проливам». В придачу к нефтегазовым богатствам Синьцзяна китайцы могут получить новые проблемы: тихоокеанская экспансия на Лимитрофе, скорее всего, обернется встречным нажимом Лимитрофа на Китай.

Евразия может растворить и поглотить отступившую из Европы Россию. Если не поглотит – может задавить континентальной петлей, став ловушкой для страны, запертой в тупике континента. От нас зависит, чтобы в наши «островные» годы, в годы «окукливания» России и ее нового самоопределения, Евразия была для нас подлинным Великим Лимитрофом – Защищающим и Подпитывающим Пределом.

Россия в условиях стратегической нестабильности

Мы все свидетели того, насколько разноречиво толкуются в самой России геополитические перемены, пережитые ею в 90-х. При первых известиях в декабре l99l года о Беловежских соглашениях демократы принялись праздновать «отделение России от Азии» и создание «славянского союза лицом к Европе». Ту же трактовку «беловежского сговора» воспроизводят с обратным оценочным знаком его евразийствующие критики, в частности А.С.Панарин, нарекший это решение попыткой России «эмигрировать из Евразии в Европу». С другой же стороны, нет недостатка в публикациях, где утверждается, что именно Беловежье-91, эмансипировав от России ее западные окраины, отдалило ее самое от Европы и обрекло на «евразийскую судьбу».

Столкнем эти позиции, что называется, лоб в лоб и спросим: да что же в самом-то деле сталось с Россией, если одним мерещится, будто она рванулась в Европу, оттолкнувшись от Азии, другим, что якобы она погрузилась в Евразию, оторвавшись от Европы, и все это одновременно? Не иное ли с нею нечто случилось, не вписывающееся ни в одну из схем, наработанных русской идеологией великоимперских веков, не подходящее ни под «Россию – европейскую державу», ни под «Россию – другую Европу», ни, наконец, под «Россию-Евразию»?

Кажется, нет нужды специально обосновывать, что за годы никакого нашего вхождения в Евро-Атлантику, мягко говоря, не произошло. Тягостно доказывать это утверждение нашими евроатлантическими «удачами»: от «вступления» РФ в евроструктуры до восточного расширения НАТО, от мелких пакостей, вроде юбилея второго фронта, до места, обретаемого нами в мировом разделении труда (удар по нашему самолетостроению под предлогом нововводимых на Западе экологических норм – пример еще не самый яркий). Что мы на Запад успешно продаем, наряду с нашим топливом, так это гарантии против опасностей, которые мы могли бы представить в тех или иных отношениях. И если мы очень хотим, чтобы мировое цивилизованное о нас не забывало, то надо всерьез позаботиться, как бы этот товар у нас не иссяк. В общем, мы пребываем в одном из тех состояний нашей истории, когда Россия, устраняемая из Европы, пыталась себя в прошлом компенсировать бросками на юг.

Но здесь-то параллелизм с нашими прошлыми «евразийскими» фразами как раз оказывается под вопросом. О каком «погружении в Евразию» можно говорить сейчас, видя мощное движение русских вовсе не на юг, а с юга; сейчас, когда для России «евразийская идея» – это во многом лозунг Н.Назарбаева, ассоциируемый с весьма неоднозначным подходом казахских властей к своим русским подданным?

Собственно, можно сказать, что вся полоса рассмотренных лимитрофов соединяется в один лимитроф-гигант, который, рассекая Евро-Азию, вычленяет Россию и придает ей черты своеобразного острова внутри континента. К выделению этого Великого Лимитрофа независимо пришли в 1994 году воронежский историк С.Хатунцев и я.

Лимитроф – от латинского limes «рубеж» и греческого trophos «питающий» – стандартный геополитический термин для территорий по окраинам империи, опосредующих ее отношения с чужеродным миром и при этом часто имеющих двойственный, размытый статус. Термин «Великий лимитроф», буквально «Великий Питающий нравится своей внутренней формой, идеально отражающей роль «большой» или «внутренней» Евразии в нашей истории.

Сколько же можно в Восточной Европе прочерчивать цивилизацией границ? Не лучше ли принять, что их на этой земле нет вовсе, ибо пространства – размытый этнокультурный континуум между цивилизациями коренной романо-германской Европы и России? А все восточно-европейские конфликты, которые Хантингтон полагает цивилизационными, квалифициро как псевдоцивилизационные? Поскольку сталкиваются в них народы, «зависающие» между цивилизациями, пытаясь самоотожествиться с какой-либо из них и порою достигая этого в собственных глазах, но не обязательно в глазах людей, принадлежащих к основной этногеографической платформе данной цивилизации.

Если обратиться к Средней Азии, трудно не признать, что панктюркистская доктрина как конкурирующая и контрастирующая с панисламизмом, вытекает из особого геополитического и цивилизационного отношения тюрок к иным народам – а заключается эта особость именно в промежуточности основного массы тюркских земель между араба-иранским Средним Востоком и цивилизациями России и Евро-Атлантики. Отсюда и тюркское «евразийство». К востоку от Каспия тюркская Средняя Азия продолжает тот же гигантский межцивилизационный пояс-лимитроф, который тянется через Восточную Европу и Кавказ, с захватом Анатолии, ибо есть все основания включить в него поддавшуюся «вестернизации» Турцию.

Продолжением того же пояса оказываем ареал проживания тюрко-монгольских, алтайских народов, исповедующих исл и буддизм в краю сближения платформ России и Китая. Нам кажется, что этот пояс вполне оборвался в Приморье, где китайцы вплотную надвигаются на малоосвоенные российские земли, – но тут же мы видим его завершение на Корейском полуострове, заселенном тоже алтайским, буддистским народом, родственным по языку тюркам, монголам и маньчжурам. Так строится альтернативная версия цивилизованной геополитики, вместо безостаточного раздела мира на цивилизации, по Хантингтону.

Соответственно в истории России с XVI по конец XX в. выявляем две большие геостратегические парадигмы, формально различающиеся ее отношением к этой территориальной дуге. Для парадигмы великоимперской типично стремление России вобрать в себя Великий Лимитроф до конца, дав ему свое имя. Пределы же Лимитрофу лежат там, где начинаются платформы других цивилизаций: на Западе это переход от Польши к Германии и германский восток, откуда начинается романа-германская Европа, на юге же такой предел – узбекско-таджикская зона, средневосточное преддверие. Абсорбируя Лимитроф, Россия обретает возможность реализоваться как геополитическая сила непосредственного в жизни соседних цивилизаций – Евро-Атлантики и Среднего Востока. При этом данные платформы становятся сферой ее прямых геополитических интересов, тогда как более отдаленные ареалы, вроде Черной Африки и Латинской Америки, могут принадлежать, самое большее, плану ее интересов миросистемных, не выводимых впрямую из ее пространственных позиций. «Россия-Евразия» расшифровывается как «Россия с Евразией», с прямым включением значительной части Великого Лимитрофа.

Другая парадигма геостратегии была, в какой-то мере, представлена Россией в XVI–XVII в.в. и, верно, будет типична для эпохи, начинающейся при нас. Для этой парадигмы характерно отождествление России с базисной ее платформой, лежащей среди Великого Лимитрофа. Если говорить конкретно о сегодняшнем дне, то сейчас Россия как бы экстериоризирует, овнешняет Великий Лимитроф. В моей статье «Остров Россия» я прослеживаю историческую увязку между принципом формирования «России-Евразии», интериоризирующей Лимитроф, и российским цивилизационным комплексом «похищения Европы», отождествляющим историческое бытие