Коллинз оставил забавное воспоминание о прославленном сказочнике. Датчанин у него стал немцем, герром фон Мюффе, которого сочли собеседником «почти невыносимым, потому что одинаково неправильно употреблял все языки (включая его собственный)», но постоянно говорил и «несколько раз за вечер проливал слезы». Поношенная одежда была украшена целой коллекцией иностранных орденов и медалей, приколотых к пиджаку, а деньги и драгоценности он носил в ботинке из страха быть ограбленным. Он пил коктейль из джина и шерри. «Он бродил по дому и саду медленно, бесцельно и беспорядочно, всегда появляясь в неподходящий момент и обращаясь не к тем людям». Развлекался он, вырезая из бумаги фигурки пастухов и пастушек, а затем дарил их дамам. Он также собирал «бесчисленные букетики цветов» и раздавал их удивленным школьникам и работникам, встречавшимся ему на пути. Эссе об Андерсене выдает тягу Коллинза к комическому нарративу.

Согласно договору с Диккенсом, Коллинз представил следующий роман в виде отдельных выпусков в журнале Household Words. Это была «Тайна» — история, финал которой Диккенс не смог угадать; первая часть была опубликована в январских номерах еженедельника за 1857 год. Это и вправду история о тайне, в конце концов раскрытой после многих глав, полных саспенса и интриг.

Хотя Коллинз детально проработал все повороты сюжета, он впервые писал роман в виде серии выпусков. Соответственно, ему приходилось работать в ритме еженедельника, он трудился «днями и ночами», чтобы успевать сдавать эпизоды в срок; он всего на две недели опережал печатников в этой выматывающей гонке. На некоторое время он уединился на Ист-Шин, неподалеку от Ричмонд-парка, чтобы никто и ничто не отвлекало его от работы. И все же этот опыт не был исключительно неприятным, так или иначе большинство последующих романов Коллинз публиковал в виде еженедельных или ежемесячных выпусков.

Этот режим работы позволял ему держать интригу, начиная с мощной сцены у постели умирающей женщины — она некогда была актрисой, да и другие персонажи романа чувствуют вкус к драме. Ее служанка преждевременно поседела. «Какое потрясение поразило ее волосы… придав им оттенок несвойственного ей пожилого возраста?» Мгновение спустя эта служанка дрожит у двери, ведущей в комнату смерти, спрашивая себя шепотом: «Могла ли она сказать ему?» Интрига нарастает, ответа нет…

Было важно держать читателя в напряжении, чтобы он в нетерпении дожидался следующего выпуска. Каждый эпизод заканчивается недоумением или прямым вопросом. В чем тайна Миртовой комнаты? Почему служанка посещает запущенную могилу? Что написано в спрятанном письме? Постепенно напряжение нарастает, удерживая внимание читателей. И это родная стихия Уилки Коллинза. «Сара слушала, обернувшись лицом к залу, — слушала и расслышала тихий звук позади. Донесся ли он из-за двери, к которой она развернулась спиной? Или он прозвучал внутри — в Миртовой комнате?» Когда летом «Тайна» вышла наконец отдельным томом, роман имел колоссальный успех, продажи превзошли все ожидания.

Кое-кто из рецензентов счел книгу умелым набором трюков, в том числе «мастерством соединить разрозненное множество фактов в единую и вполне приемлемую форму». В Saturday Review писали: «История постоянно движется вперед, и мы чувствуем в конце каждой главы, что еще на шаг стали ближе к цели поисков». Однако то, что викторианским читателям казалось избитым приемом, пожалуй, может стать приятным сюрпризом для публики XXI века.

Мог бы сегодня 33-летний человек считать, что достиг «средних лет»? А именно это определение использует автор, описывая женщину, которой было «скажем, год или два после тридцати». Однако сам Коллинз уже обретал солидность. В том же году литературный критик Эдмунд Йейтс назвал его четвертым по значимости среди современных английских романистов — после Диккенса, Теккерея и Шарлотты Бронте, — отметив: «Как рассказчик, он не имеет себе равных». «Ни один юрист или врач не трудились усерднее, не уделяли больше времени, и внимания, и усердия профессии, не гордились ей в большей мере, не предавались ей с большим жаром и искренностью…»

В начале осени Коллинз и Диккенс отправились в «пеший тур» по Камберленду. Они только что дали два представления «Застывших глубин» в Манчестере, на второй спектакль собралось три тысячи зрителей, которые, по словам Коллинза, были «наэлектризованы».

Коллинз впервые ощутил вкус успеха в публичном театре, когда «Маяк» поставили в «Олимпике» на Уич-стрит. Он рассказывал матери про «настоящий ураган» аплодисментов в финале, про то, как приветствовал публику из частной ложи. Теперь появилась возможность охладить пыл северным воздухом. Писатели также собирались вести непринужденный дневник путешествия, чтобы опубликовать его затем в Household Words.

В первую неделю сентября они сели на поезд и отправились от вокзала на Юстон-сквер в Карлайл, откуда на лошадях добрались до деревушки Хескет-Ньюмаркет. У Диккенса была цель — он хотел подняться на большой холм, известный как Кэррок-Фелл. В компании с хозяином постоялого двора, где они остановились, Диккенс и не имевший охоты к восхождению Коллинз под проливным дождем отправились покорять вершину. Опустился туман, они потерялись среди валунов, осыпей и густых зарослей вереска. Коллинз поскользнулся на мокром камне и сильно повредил лодыжку, которую растянул еще шестью неделями ранее. Драма воплотилась в реальность. Как Ричард Уордур в «Застывших глубинах» нес Фрэнка Олдерсли, так Диккенс теперь нес на себе пострадавшего Коллинза до ожидавшей их у подножия холма повозки.

Несмотря на то что Коллинз едва мог идти, писатели отправились в Цигтон и дальше в Эллонби; Ланкастер, Лидс и Донкастер они посетили по пути. В книге посетителей постоялого двора «Шип-Инн» в Эллонби сохранилась запись об их расходах. К обеду 9 сентября они взяли пиво, вино и виски, всего заплатили девять шиллингов. Лодыжка Коллинза была замотана грязным фланелевым поясом, и он регулярно смазывал пострадавшую конечность жидкой мазью, Диккенс вносил и выносил его из экипажей на каждой станции. Через несколько дней Коллинз смог передвигаться сам, с помощью двух толстых палок. Они вели дневник, работая над ним за завтраком, после чего Диккенс совершал долгие прогулки, а Коллинз отдыхал в относительном комфорте постоялых дворов и гостиниц. Через две недели после начала путешествия Диккенс вернулся в Лондон, а Коллинз отправился дальше, в Скарборо, где можно было с удобствами отдыхать и восстанавливать здоровье.

«Ленивое путешествие двух досужих подмастерьев», опубликованное в Household Words осенью 1857 года, интересно тем, что высвечивает отношения двух романистов. Диккенс предпринял поездку на север отчасти ради встречи с Эллен Тернан, молодой актрисой, в которую он без памяти влюбился. Она должна была выступать в Донкастере как раз в то время, когда писатели туда приехали. И часть диалога между «Томасом Айдлом / Бездельником» (Коллинз) и «Фрэнсисом Гудчайлдом / Добряком» (Диккенсом) отражает действительность. Диккенс рассуждает, что нет беды в том, чтобы влюбиться.

Коллинз, там же: «Из этого иногда проистекают беды, когда влюбишься. Так что я предпочитаю воздерживаться. Лучше бы и тебе так поступать».

После возвращения они немедленно приступили к новому проекту для Household Words. «Бедствия некоторых английских заключенных» стали главным текстом рождественского выпуска 1857 года, это была яростная реакция Диккенса на восстание сипаев, случившееся в том же году. До писателя дошли известия о кровавой резне, и от него ждали прославления героизма англичан и осуждения предательства индийцев. Коллинз убеждал его, что в рассказе о восстании следует избрать местом действия некий воображаемый остров в Карибском море, а не Индию, его собственный вклад состоял в том, чтобы смягчить приступ расистского негодования своего товарища, включая в повествование элементы комические и сочувственные по отношению к повстанцам. Как позднее стало ясно из «Лунного камня», Коллинз не разделял империалистического высокомерия своих современников.