Это была первая книга Коллинза, получившая определение «роман-сенсация», и его стали характеризовать как «романиста, который изобрел сенсацию». Это можно понимать буквально. Роман-сенсация рассчитан на то, чтобы «наэлектризовать нервы». Опыт постоянного саспенса может оказывать вредное воздействие на нервную систему, многие персонажи романа словно постоянно пребывают в истерическом состоянии, и эта лихорадочность может передаваться читателю. Тот факт, что «Женщина в белом» была первоначально опубликована в виде серии выпусков, усиливал шокирующее и возбуждающее действие романа, поскольку читателю приходилось ждать следующего номера журнала, оставаясь в напряжении и предвкушении. Но все эти тревоги отражали гораздо более глубокие страхи. Коллинз писал о тайнах, «лежащих под поверхностью», за три десятилетия до того, как Фрейд ввел в употребление понятие подсознания. Его беспокоили двойники и подмененная идентичность, фальшивые и множественные личины, мономания и наваждение. Он нащупывал пути к бессознательным ассоциациям и вытесненным воспоминаниям.

Неоднократно отмечался резкий рост безумия и «умственных расстройств» в середине XIX века. Один из врачей связывал это с влиянием «фальшивой и пустой цивилизации», в то время как обозреватель Edinburg Review размышлял о результатах тревожности и конкуренции в общественной и коммерческой жизни. Он приходил к выводу, что сумасшествие происходит от «исключительного напряжения во всех слоях общества… которые погружены в непрестанную борьбу за место в жизни и даже за само выживание». Таким образом, роман-сенсация исследовал мир стремительных и тревожащих перемен. Нападки Коллинза на викторианскую ортодоксию были частью его обеспокоенности более крупными недугами общества.

Рецензия в Quarterly Review описывала роман-сенсацию 1860-х годов как «мрачный феномен литературы — показатель широко распространившегося повреждения умов… вызванный к жизни требованиями нездорового ажиотажа». Это был аппетит на мрачное и жестокое. Романы черпали сюжеты из полицейских расследований и судебных процессов, в том числе из новых судов по бракоразводным делам, они использовали семейные тайны, соблазнение, двоеженство и двоемужество, убийства. Самого Коллинза волновала тема суицида и смерти от отравления. Романы-сенсации находили злодейства и мелодраму и в нищих пригородах, и в респектабельных городских кварталах. Они эксплуатировали темные стороны жизни викторианского мира, и, следовательно, моралисты осуждали их как дегенеративные сочинения. Согласно Punch, они были посвящены тому, чтобы «терзать разум, заставлять плоть содрогаться от ужаса, а волосы вставать дыбом, потрясать нервную систему, разрушать традиционную мораль, в целом они показывают неготовность публики к спокойной прозе жизни». Это вполне адекватное описание романа «Женщина в белом».

Вот уже добрых сто пятьдесят лет «Женщина в белом» остается самым популярным сочинением Коллинза, и, в конце концов, он сам знал, что это было его величайшее творение. На его надгробии на кладбище Кенсал-Грин сказано: «Автор “Женщины в белом” и других сочинений».

Завершая «Женщину в белом», он строил планы сбежать от рабочего стола. Первым делом он отправился в Гэдсхилл-плейс к Диккенсам, затем поездом к друзьям в Йоркшир. Ранней осенью 1860 года он вышел с Эдуардом Пиготтом в Бристольский канал, где два дня лил дождь и все остальное время дул свирепый ветер. Однако он любил высокие волны и утверждал, что плавание было определенно успешным.

В октябре он поехал в Париж с Кэролайн, настояв на том, чтобы «всю дорогу путешествовать первым классом, со своей гостиной в лучшем отеле, который смог там найти, и со всей возможной роскошью, которую позволяла столица цивилизованного мира». У него были средства на излишества, успех последнего романа обеспечил ему солидный достаток. С этого времени Коллинз всегда путешествовал первым классом. Он получал изрядный доход и летом того же года открыл собственный банковский счет в «Коуттс» — прежде он пользовался счетом матери, куда поступали его деньги и с которого он оплачивал свои расходы. Конечно, он чувствовал себя вполне финансово уверенно, а потому оплатил обучение Кэрри Грейвз в частной школе, для начала ее отправили в пансион в Суррее. Он возобновил на два года договор с All the Year Round, что прибавило стабильности его доходам в ближайшем будущем.

Они с Кэролайн остановились в отеле «Мёрис», посещали рестораны и театры французской столицы. Вероятно, для нее это было первое заграничное путешествие, но, конечно, ее впечатления от поездки нигде не зафиксированы.

По возвращении он с крайним неудовольствием обнаружил, что в театре «Суррей» на Блэкфрайерс-роуд в районе Ламбет поставлена неавторизованная инсценировка «Женщины в белом». Однако пиратская версия недолго продержалась на подмостках, удалось добиться ее запрета. Проблема нарушения авторских прав часто становилась бичом для Коллинза, поскольку в те времена любой роман мог быть инсценирован без согласия автора, его права в театре были защищены, только если заранее заключить договор о собственной драматической версии или самому устроить любительское представление. Пиратские постановки сами по себе свидетельствуют об огромной популярности инсценировок романов.

На следующий год Диккенс и Коллинз обнаружили, что одно из их общих творений, «Послание с моря», собираются выпустить на сцене «Салуна Британия» в Хокстоне. Авторы посетили премьерный спектакль и заявили протест директору; судя по всему, он признал их правоту, так как снял спектакль, но затем возобновил его. И Диккенс с Коллинзом ничего не могли с этим поделать.

Зимой 1860 года два романиста поехали в Девон, чтобы напитаться впечатлениями для совместной работы над «Посланием с моря». Они остановились в отеле в Байдфорде, где поужинали порченой рыбой. «Никаких приключений, — писал Диккенс. — С Уилки ничего не случилось». В качестве места действия они отдали предпочтение симпатичной, но расположенной на очень высоком обрыве деревеньке Кловли. Коллинз был необычайно замкнут и много времени проводил, просто уставившись в окно. В итоге они написали не слишком запоминающуюся историю послания в бутылке, которое произвело замешательство в рыбацкой деревне в Девоншире.

К своим тридцати шести годам Коллинз превратился в своего рода литературного и светского льва, для которого были открыты почти все артистические круги Лондона. Иногда по субботам он посещал музыкальные приемы Джордж Элиот и Дж. Г. Льюиса. Он любил Моцарта, но, кажется, не одобрял Бетховена, чью «Крейцерову сонату» описал как «музыкальное выражение разнородных и жестоких желудочных болей с перерывами на икоту». Ненавидел Шумана.

Он был коротко знаком с Ниной и Фредериком Леманн, общительной артистичной парой, приглашавшей его в свой дом на Уэстбурн-террас; они оба были превосходными музыкантами, муж играл на скрипке, жена на фортепьяно. Леманны дали праздничный ужин по случаю завершения «Женщины в белом», но Коллинз предпочитал компанию Нины Леманн, которую звал Падрона, обществу ее мужа.

Теперь он был достаточно видной фигурой, чтобы выступать в роли официального оратора на публичных мероприятиях. Весной 1861 года он председательствовал на ужине в Благотворительном фонде торговцев новостями, в последний момент заменив Диккенса. Публичные выступления давались ему легко и производили приятное впечатление, так что он намерен был использовать «это новообретенное умение». Здесь берут начало его позднейшие публичные чтения своих романов.