— Обычно взрослые, дети… только иногда. — Рита вспомнила свое детство.

— А правила такие.

И она рассказала ему то, что знала об этой игре. Знала она немало и рассказывала долго. Робот слушал внимательно.

— Мне нравится игра в любовь, — пророкотал он. — Но я не пойму, когда же я должен тебя убить?

— Это обязательно? — пропищала женщина, задыхаясь, и робот понял, что слишком сильно сжал ее горло. Он ослабил хватку и спрятал лезвия.

— Да. В этом состоит мое задание. Я должен поиграть с тобой и убить.

— Обычно мужчина убивает женщину после того, как она изменяет ему с другим мужчиной. Он спрашивает, молилась ли женщина на ночь, и всякое такое тра-ля-ля, а потом душит ее. Но это не обязательно. Он может убить ее любым другим способом. Например, выпустить кишки, если тебе так больше нравится.

— Хорошо, — согласился робот, — я попробую поиграть с тобой. Но это долгая игра, я правильно понял?

— Когда как, — ответила Рита, — а ты что, спешишь?

— Я вечен, — отчеканил робот. — Мне некуда спешить. Тем более что мне приказали играть с тобой не спеша. Мне это подходит. С чего начинать?

— Для начала сорви с меня платье. Ты должен быть и грубым, и нежным одновременно. Так, чтобы мне понравилось. Это обязательное правило игры.

Два часа спустя они вдвоем покинули шестьдесят третью. Робот вел шлюпку, а Рита смотрела на удаляющийся купол станции. Все мужчины одинаковы, думала она. И играют в любовь они тоже одинаково.

Вряд ли эта игра когда-нибудь нравилась ей по-настоящему.

* * *

Кеша проснулся и увидел мать, спящую на подстилке у его кровати. Была глубокая ночь, но Кеша заметил, что хорошо видит в темноте. Он встал, ощутив свое тело гибким и сильным, словно тело здорового зверя, встал и бесшумно подошел к выходу из палатки. Он попытался вспомнить, что же произошло за последние дни. В его памяти был провал. Последнее, что он помнил, это лужайка, на которой он сидел, держа в руке букетик голубых цветов, и бессмысленные звуки голосов, спорящих о чем-то над его головой. Затем был приступ болезни Брауна. Болезни, от которой он должен умереть. Но сейчас… Что-то случилось с его телом. Оно никогда не было таким.

Паренек остановился, напрягая разные мышцы. Тело словно в живом и послушном корсете, оно никогда не бывало таким раньше, раньше оно было похоже на переваренную сардельку, готовую развалиться на части. Сейчас же ощущение было превосходным.

Он провел рукой по лицу, поправляя волосы, и рука наткнулась на круглый металлический выступ над левым ухом. Вот оно что. Они всё же провели операцию. Они что-то вставили мне в голову, подумал он. Почему же оно торчит наружу?

Сейчас он видел в темноте не хуже кошки. Не только видел, но и слышал. Он слышал странный звук, доносящийся издалека, звук, словно зовущий его.

Неслышно ступая, юноша вошел в лес. Он чувствовал присутствие нескольких крупных зверей, но понял, что звери не собираются нападать. Где-то недалеко были люди, точнее, два человека. Он знал это, не стал подходить, потому что люди хотели остаться наедине друг с другом.

Кеша ушел в глубь леса. Здесь деревья росли гуще, но подлеска не было, поэтому Кеша легко двигался вперед. Он шел долго, прежде чем зов, обращенный к нему, стал слышен отчетливо.

— Кто ты? — Губы парня лишь слегка шевельнулись. — Почему ты зовешь меня? Зачем разбудил?

— Иди ко мне, — голос прозвучал требовательно. — Подойди ближе. Скоро ты увидишь меня.

— Ну конечно! Рикки не мертвая планета, — понял Кеша. — Разумная жизнь есть, только она прячется от нас. Интересно. У вас есть города? Вы любите рисовать? Вы знаете теорему Пифагора? Ваши девочки красят губы? Слабые наркотики у вас запрещены?

— Давай поиграем, — ответил голос. — Ты ведь хочешь со мной играть?

Кеша уходил дальше и дальше. Зов звучал всё отчетливее. Наконец он увидел вход в пещеру у подножия небольшой скалы. Зов доносился оттуда.

— Иди ко мне.

— Кто ты?

— Не бойся меня. Я не причиню тебе зла.

— Хорошо. Как приятно, что мы все-таки встретили разумную жизнь.

— Нет.

— Как нет? С кем же я тогда говорю? — удивился он. — С представителем разумной жизни, разве не так?

— Ты говоришь с представителем разумной смерти, — ответил голос.

* * *

Два человека сидели на берегу ручья.

— Я хочу сказать тебе прямо, всё, что думаю, — сказал Денисов.

— Говори, если хочешь, — Йец улыбнулась.

— Я и говорю, не перебивай меня. Не мешай.

— Да пожалуйста. Но ты так волнуешься, словно собираешься сделать мне предложение.

— Да, ты мне понравилась с первого взгляда, — Денисов приободрился. — Еще тогда, когда увидел тебя спящей в шлюпке, среди разбросанных ящиков.

Я не большой любитель ухаживать за девушками, не умею говорить красивых слов.

У меня и настоящей девушки никогда не было, о которой можно помечтать.

Так, только подружки, о них не размечтаешься, с ними только в кафе посидеть и переспать можно. А когда тебя увидел… Меня как будто громом ударило. Я никогда не видел раньше такой красоты, не верил, что такое бывает. Разве только в песнях. Я вообще не верю в любовь с пятнадцати лет. Говорю сразу: нет мне без тебя жизни. Ты особенная. Даже когда я прикасаюсь к твоим волосам… Если не ты, то никто мне другой не нужен. Даже если у нас с тобой никогда не будет детей.

— А почему ты думаешь, что их не будет? — Она улыбнулась.

— Потому что мы принадлежим с тобой к разным видам.

— Не к разным видам, — возразила Йец. — К разным породам человека.

Мои предки, так же, как и твои, жили на Земле. Но мы ушли с Земли сорок тысяч земных лет назад. Или пятьдесят, точно неизвестно. А это совсем немного. Ну, для эволюции. И отличаемся с тобой не больше, чем пигмей от папуаса.

— Ух! Прямо гора с плеч! — обрадовался Денисов. — Теперь все в порядке. Моя мама так мечтает о внуках! Она только о них и думает. Тебе понравится моя мама, она золотой человек. Здесь, конечно, нет церкви, но нас может зарегистрировать корабельный компьютер. Такое в нем предусмотрено. Я сегодня специально проверил.

— Почему ты думаешь, что я соглашусь? — спросила Йец.

— Я тебе не нравлюсь?

— Просто не думала об этом. И вообще, брак, это последнее, чего я сейчас хочу. Может быть, я вообще не выйду замуж. Ты слишком поспешен, ты ничего обо мне не знаешь.

— И ничего не хочу знать.

— Неужели не хочешь? Это даже неприлично.

— То есть, да. Хочу. Не сердись. Я хотел сказать, что бы я ни узнал, это не изменит моего отношения к тебе. Как ты попала к Бойду?