Отойдя в сторонку, все помолились своим богам — и тронулись в путь. А ещё немного спустя Ягмара выпустила Колобка.

Колобок какое-то время сидел неподвижно, то ли постанывая, то ли хихикая. Потом медленно и неровно покатился по кругу. Один раз, другой, третий… Замер, поёрзал — и с радостным воплем высоко подпрыгнул и понёсся сквозь ковыль. За ним оставалась мерцающая струя, как за очень быстрой лодкой. Время от времени он подскакивал и словно бы оглядывался — ну, где же вы?

Овтай тронул своего мерина, за ним вслед двинулись и остальные — довольно скорой рысью.

Колобок хоть и редко, но останавливался на две-три лепты. Возможно, отдыхал. Иногда после остановки он менял направление, и каждый раз становилось понятно, что так он обходит препятствия — овраги и схваченные обманной потрескавшейся коркой солёные болота. Но общий путь он упрямо держал на север, немного склоняясь к восходу…

Место для ночёвки тоже выбрал Колобок — неподалёку от неширокой тихой речки, почти скрытой ветлой и черёмухой. Это была почти круглая лужайка, поросшая мягкой муравой и клевером. Лошадей разнуздали, обтёрли, остудили, дали напиться. Потом развели по лугу, стреножили и оставили пастись. Сами же сноровисто нарубили дров, разожгли костёр и поставили шатёр — небо снова набрякло, мог пойти дождь. Пока над костром булькала каша, Ягмара отошла вверх по речке и обмылась. Вода была тёплая, почти как в пруду. Пока она стояла, зайдя по колено, кто-то большой и твёрдый пробежал по её ноге. Сразу вспомнилось, как бабка Колушка рассказывала о негодных речных жителях, просыпающихся к ночи…

И тут со стороны стоянки раздался тонкой пронзительный крик. Его подхватили ещё несколько голосов.

Ягмара стремительно оделась и, подхватив сапоги, бросилась к костру — но не прямо, а так, чтобы оставаться в темноте. Нет, вроде бы ничего страшного не произошло, все просто столпились у огня и что-то там делали. Обронили котёл, что ли?..

Она села, обулась, пошла неторопливо. Вдруг поняла, что сердце колотится, и несколько раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

Ний прижимал Колобка к груди, обтирал его рукавом. Оказалось, проводник ни с того ни с сего запрыгнул в кашу, а потом попытался выскочить, но получилось плохо — и часть каши разбрызгалась, и сам он свалился на угли. Это он и начал вопить.

Ягмара забрала Колобка, отнесла к воде, умыла. Какая-то большая рыба плеснула хвостом совсем рядом. Колобок снова замурлыкал. От него пахло только что испечённым чуть подгоревшим хлебом.

Дежурить Овтай распорядился по двое, по часу каждая пара. Не столько лихих людей он опасался, сколько волков. Зима была холодной, скудной, весна запоздала с приходом, волки могли ещё не набрать жиру — и рискнуть поживиться вблизи людей.

Первой сменой поставили Ягмару и пожилого одноглазого стражника именем Паксай. Мать подобрала его как-то на дороге, насквозь больного и израненного, бабка Колушка выходила и выпоила — и с тех пор служил Паксай верно и преданно; был он истовым камневером, каждый год ездил на поклонение в далёкое капище на Уфалей и носил на груди и руках выколотые сажей знаки Камней: перекрещенные круги. Он хорошо пел у костра и в пути, но кроме песен Ягмара слышала от него едва ли два-три слова за всё время, что его видела. Так и сейчас: он уселся у костра спиной к пламени, чтобы глаза не отвыкали от темноты и, вслепую подкладывая в огонь время от времени очередное полешко, принялся острить на ремне свой короткий изогнутый меч, проверяя его то на ногте, то — сбривая волоски на руке.

Ягмара обошла лошадей, отгоняя от них редких ночных мух-крововсосов, постояла у воды, вернулась к лошадям. Усталость и сытость брали своё, тянуло в сон, поэтому она не садилась на землю и не подходила к костру. Говорили, что в Цересе есть такие кусты, чьи листья можно жевать или заваривать, как траву, и от этого потом совсем не хочется спать… и ещё корешки растут на Становом хребте, которые тоже пожуёшь, и силы прибывают… но созреют они только к глубокой осени; тогда их и копают. Потом ей показалось, что по реке кто-то плывёт. Она положила стрелу на лук, зажала в руке ещё две — и пошла посмотреть. Но это хлюпала по воде опустившаяся ветвь.

Облака разошлись, показалась белая луна — полная на две трети. Степь сразу осветилась, а река и кусты, напротив, почернели. Лошади стали серебряными…

Паксай встал размять ноги. Костёр почти прогорел. Он подтащил поближе к костру неразделанный сухой ствол, несколько раз тюкнул топором. Неожиданно из степи донеслось такое же тюканье. Эхо, сонно подумала Ягмара и тут же одёрнула себя: какое может быть эхо в степи? Паксай тоже насторожился, выпрямился. Для проверки стукнул ещё два раза, обушком, и степь тут же отозвалась двумя негромкими ударами.

— Что это? — спросила шёпотом Ягмара.

— Баклуша бродит, — непонятно ответил Паксай. — Пошли-ка к лошадкам.

Он вытащил из-за пояса меч и понёс его на отлёте.

Лошадки были целы и вроде бы не волновались. Но у одной, белой, по спине тянулась вертикальная чёрная полоса. Ягмара дотронулась — полоса была липкой и горячей. Паксай подошёл, посмотрел, кивнул.

— Что за баклуша? — тихо спросила Ягмара. — Не знаю.

— Никто не видел, — ответил Паксай. — Откликается. Пьёт кровь. Может зарезать что коня, что человека.

Он был необыкновенно многословен. Наверное, волновался.

Тихо ступая, подошёл сзади Овтай.

— Что тут у вас?

Ягмара показала на лошадь. Овтай посмотрел. Вынул из подворота рукава чистую тряпицу, приложил к ране. Лошадка забеспокоилась, переступила, тихо фыркнула. Наверное, только теперь она что-то почувствовала.

— Стукни-ка ещё, — сказал Овтай Паксаю и жестом попросил Ягмару дать ему лук. Отошёл на пару шагов, наложил стрелу, замер.

Паксай тюкнул обухом меча по топору — раз, потом ещё два.

Когда степь откликнулась — не с той стороны, откуда Ягмара ждала, — Овтай мгновенно развернулся и пустил стрелу. Через миг донёсся высокий жалобный визг, перешедший в всхлипывания. Потом всё стихло…

— Стоять, — сказал Овтай. — Никому никуда не ходить.

Они простояли неподвижно несколько лепт, стараясь не дышать и пристально вслушиваясь в неверную тишину.

— Стукни, — не оборачиваясь, бросил Овтай.

Паксай стукнул по топору изо всей силы.

Отклика не последовало.

— Ушла, — сказал Овтай. — Наверное… Будите смену и ложитесь.

Лук и стрелы он оставил себе.

Ягмара дождалась, когда из шатра выберутся Ний и молодой стражник, забралась внутрь и растянулась на попоне. Было душно, пахло травой, лошадиным и человеческим потом. Она уснула мгновенно.

Во сне к ней пришёл Шеру и растянулся рядом. Вокруг был осенний виноградник, но дотянуться до гроздей почему-то никак не удавалось…

Она проснулась от того, что Шеру жёстким языком вылизывал ей ладонь. Конечно, это было продолжение сна… Она попыталась пошевелить рукой, но не смогла. Открыла глаза. Было почти светло. Шеру действительно всем пузом лежал на её руке. Увидев, что проснулась, коротко проурчал.