На пятые сутки под утро она водила осмысленными глазами, но понимать, где она и что с ней, — не понимала, оттого в ее зрачках притаился ужас. Девушка сделала слабую попытку подняться, да только сил не хватило, тихо охнув, она упала на подушку.

В комнате с ней находилась Нюшка, которую отдали в люди тому лет пять, за это время она неплохо научилась отлынивать от работы, но до первых тумаков. После взбучки Нюшка исправно трудилась на благо хозяев, затем снова хитрила и увиливала от работы, снова получала затрещины и затем проявляла усердие. Ходить за болящей — просто манна с небес, Нюшка не теряла зря драгоценного времени и отсыпалась у постели барышни, а что там с умирающей — ей было плевать. С другой стороны, она лелеяла мечту, чтоб умерла найденка попозже, через недельку-другую, чтобы вволю насладиться бездельем.

Вздох Нюшка услышала, проснулась и подскочила, прижавшись к стене спиной и крестясь. Думала, барышня померла, испустив последний вздох — так умер папаша Нюшки, но, увидев перепуганные глаза, блестевшие, как у живого человека, она выпалила:

— Барича позову, а ты лежи туточки…

Выскользнув за дверь, Нюшка подняла юбку повыше и, топоча на весь дом босыми пятками, пронеслась по длинному коридору. В комнату Прохора, наказавшему непременно сообщить, если чего с барышней случится, стучалась лихорадочно, приговаривая:

— Барич! Барич, отзовися! Это я, Нюшка. Барич!

Дверь отворилась, на пороге появился заспанный Прохор:

— Какой я тебе барич, дура? Мы не баре, а купцы. Чего шумишь?

— Да как же! — вытаращила бесцветные глаза с белесыми ресницами девчонка. — Вы ж велели! Найденка очнулася.

Прохор понял, ринулся назад в спальню, схватил халат и, на ходу его натягивая, кинулся в комнату умирающей.

Она зажмурилась, сведя брови, будто увидела чудовище или ждала чего-то ужасного от незнакомого мужчины, который склонился над ней.

— Не бойся, не бойся меня, — заговорил шепотом Прохор. — Тебе ничего дурного здесь не будет. Я нашел тебя на снегу за городом и привез домой. Жар у тебя был, в беспамятстве четверо суток промаялась… Ты понимаешь меня?

Девушка не ответила, не приоткрыла зажмуренных глаз, но чуть заметно кивнула, а это означало, она в сознании. Прохор слегка дотронулся до ее лба, убедился, что недавнего жара нет, хотя лоб еще горячим был, улыбнулся — у него гора с плеч свалилась. Трудно переносить немой укор от родных, будто совершил он постыдный проступок, удивительно, что и отец ни слова упрека не сказал, в то же время не разговаривал с сыном, вроде как обиду затаил.

— Ты поспи, — тихо произнес Прохор на прощание найденке. — За тобой смотрит девка, звать ее Нюшкой, коль чего понадобится, скажи ей.

И на этот раз она не разомкнула век, по всему видно было, что его слова не принесли ей спокойствия. Погладив ее по щеке, Прохор отошел к двери, но, прежде чем уйти, оглянулся — найденка лежала все так же: зажмурившись. Он пожал недоуменно плечами: что она себе там думает, к зверям попала, что ли?

Как только хозяин ушел, Нюшка подошла к кровати и спросила:

— Тебя как звать-то? (Найденка распахнула глаза, смотрела на девку, как на диковинку, и не говорила имени своего.) Нешто забыла имечко? Бедная… Так ить по голове стукнули, до крови разбили, мы туточки думали, что помрешь вскорости, а ты вон… Ну, ничче, авось вспомнишь, кто ты есть такая и откуль взялася. А-а-а… — зевнула девчонка, раскрыв рот во всю ширь и даже больше, вытянув руки вверх и выгнувшись назад. — Я туточки посплю малость, а то у меня без тебя работы по дому довольно. И ты спи. Спи.

Нюшка бухнулась в кресло, накрылась старым пледом, вытянув тонкие ноги, засопела. А найденка таращила в потолок глазищи, в которых тревога соперничала с паникой.

* * *

Домой Марго вернулась рано утром. Она решила переночевать у крестного, присмотреться к месту и обитателям, которых не жаловала, оттого они ее никогда не интересовали. Раньше не интересовали, а нынче очень и очень занимали. Горничная Анфиса, истинно русская красавица с русой косой и талантом актрисы, ставшая наперсницей графини в ее увлечении преступлениями и следствием, принимала верхнюю одежду госпожи.

— Что Николай Андреевич? — спросила Марго о муже. — Получил он мою записку вчера?

— Получили, получили.

Наблюдательная Марго уловила непривычный тон: как-то стеснительно ответила Анфиса, пряча прекрасные голубые глаза с длинными ресницами, словно виновата. Графиня развернулась к горничной и в упор задала вопрос:

— Что не так?.. Не молчи, я же вижу, ты что-то скрываешь. Николай Андреевич обидел тебя?.. Я приказываю говорить правду! Впрочем, у него сама спрошу! Он еще спит?

— Прошу прощения, барыня, — еще больше смутилась Анфиса. — Но их сиятельства нет дома.

— Нет?! А где же он?

— Не ведаю, барыня. Они, как только прочли вашу записку, меня прогнали, а полчаса спустя ушли и… и…

— Что — и?

— И до сих пор не вернулись.

— То есть граф дома не ночевал, — сделала вывод Марго. — Приготовь мне ванну, дорогая.

— Но… как же их сиятельство? Они уволят меня, коль прознают, что я вам доложила про них…

— Не уволит, — пообещала Марго. — Ты же моя горничная, а не его. И потом, милая, пост кончается, ты вполне готова предстать перед антрепренером и комиссией в театре, гардероб у тебя теперь есть. Ты получишь ангажемент, несмотря на середину сезона, обещаю! Никого не бойся.

— Вы… вы самая лучшая, — растрогалась Анфиса.

Марго поднялась к себе, думая о муже — где это ночь он провел? Ревности не было в ее душе, ну вот ни грамма! Графа Ростовцева она никогда не любила, смирилась — да, но только с замужеством, это как негласный договор: я жена, обязанности свои соблюдаю неукоснительно, а большего от меня не стоит ждать. Но такого же отношения и к себе желала видеть; с другой стороны, если Николай Андреевич посещает любовницу… жене и карты в руки, причем козырные.

Через полтора часа она принимала ванну, накрытую белым плотным полотном, чтобы вода дольше не остывала, даже слегка вздремнула. В то же время Анфиса неслышно передвигалась по туалетной комнате, готовя чистое белье для барыни и одежду, подливая горячую воду и добавляя в ванну по каплям ароматические масла. Неожиданно голос мужа разрушил идиллию покоя:

— Пшла вон.

Меньше всего Марго хотела видеть его в эту минуту расслабления, меньше всего хотелось ей объясняться с ним. Между прочим, он пришел, догадывалась она, за какой-то надобностью, потому что не имел привычки заходить, когда жена принимала ванну. Статский советник граф Ростовцев много старше, ему уж миновал тридцать девятый год, но он весьма хорош собой, дамы до сих пор заглядывались на него. Он строг, элегантен, уверен в себе, но холодный и нечуткий, эгоистичный и высокомерный — как большинство аристократов, застрявших навечно в провинции.