— Да? — не удержала Андромаха удивлённого восклицания. — Но ты говорил, что это она приказала ему убить Неоптолема.

Теперь Менелай дал себе волю и сухо, зло рассмеялся.

— Ты — женщина, но ты не знаешь женщин, царица! Да, она отчаянно хотела его убить, но едва узнала, что он ранен и, скорее всего, ранен смертельно, она пришла в ужас и возненавидела того, кто это совершил! Думаю, она всерьёз поверила в то, что ничего такого не приказывала, а просто так болтала... Нет, нет, она выйдет замуж, и Ореста я заставлю быть на её свадьбе! Может, он и не умрёт с горя и от злости, но ему будет хуже, чем если бы я его заколол своим мечом.

— Кажется, ты тоже его ненавидишь, — задумчиво проговорила Андромаха. — Но ведь это сын твоего брата, а брата ты, как говорят, любил.

— Да, я любил Агамемнона! — воскликнул Менелай. — Но я же говорил тебе: Орест на него не похож! Я и представить себе не смог бы, чтобы Агамемнон пошёл на поводу у женщины...

— Но из-за женщины вы с ним начали войну и вовлекли в неё всех ахейских царей! — уже резко произнесла Андромаха.

Менелай вновь опустил голову, понимая, что погибнет, если произнесёт хотя бы одно липшее слово. Мысленно он поставил себя на место Андромахи, попытался представить всё, что она должна была сейчас чувствовать и переживать, и понял, что сам едва ли сдержал бы свой гнев... Но, подняв голову, он увидел, что царица смотрит на него прежним, почти невозмутимым взглядом, и даже Тарк по-прежнему лежит, не шевелясь. «Вот это сила!» — подумал Атрид с невольным восторгом.

— Войну мы начали не из-за женщины, Андромаха, — медленно проговорил царь Спарты. — Вернее, для меня это сперва было действительно лишь делом моей оскорблённой гордости. Но не для Агамемнона. Он просто воспользовался подлым поступком Елены и моим гневом, чтобы объединить базилевсов вокруг Микен и завоевать Троаду с её несметными богатствами. Позже он и меня убедил, что так нужно, и что повод — лучше некуда. Он был честолюбив и самонадеян. И я тоже. Год за годом шла война, и мы понимали, что нам не победить, но не могли остановиться...

— Но вы же победили! — голос Андромахи дрогнул, дрогнула её рука, и, ощутив эту дрожь, вновь глухо зарычал Тарк.

— Лежать! — крикнула молодая царица, сдерживаясь из последних сил, краем глаза ловя умоляющий взгляд Феникса и с другой стороны — сурово-вопросительный взгляд Пандиона. — Вы победили, Менелай. Сперва обманув Ахилла, которому ты сказал, что его друга убил Гектор, хотя Патрокл был убит другим воином. Тогда случилось чудо: Гектор остался жив. Потом вы хотели воспользоваться предательством жреца и во время перемирия захватить Трою, пройдя через подземный ход, не смотри с таким удивлением — это Ахилл помешал вашей затее, раскрыв её нам с Гектором! Он всегда был до конца честным. Потом вы хотели воспользоваться нападением амазонок, потом... потом погиб Ахилл, и ценой подлога обмана вы взяли Трою! Вы победили, Менелай! Пли нет?

— Нет, — голос царя Спарты звучал теперь жёстко. — Какая же это победа, Андромаха? Когда-то потомки критского царя Ила тоже завоёвываю Троаду. Они захватываю богатые земли, строили там свои города и крепости, возводили дворцы, назначаю наместников, усмиряли варварские племена, жившие вокруг, заводили связи с соседними странами. Они создаю великое государство, и ради этого нужны были все те войны — после них наступил мир, и народы, которые они покорили, сотни лет жили счастливо. А что сделаю мы? За двенадцать лет мы погубили сотни лучших наших воинов и героев, а оставшихся в живых перессорили! Мы разорили Троаду и разрушили всё, что могли разрушить. Мы сожгли Трою, прекраснейший и богатейший город Азии, и ничего не построили взамен. Наши войска были утомлены и озлоблены годами войны, и мы не только не могли оставить в Троаде наши отряды, но не сумели бы даже прислать туда новых воинов, чтобы расширять свои владения: кто бы захотел туда ехать? Союз базилевсов не укрепился, а расшатался из-за распрей и обид, и никакого великого государства мы бы не создали, даже останься Агамемнон жив! Он затеял войну, не рассчитав сил и не понимая, на что идёт. Жаждой золота и крови нельзя объединить никого! И теперь тени той войны преследуют нас, раны её гниют, и наши страны на грани столкновения друг с другом, как было в давние времена. Я признаю свою вину в том, что произошло. Но неужели уже ничего нельзя исправить, Андромаха?

Она продолжала прямо смотреть Менелаю в глаза и видела, что он не лжёт. Сделав над собою усилие, царица ответила:

— Нужно попробовать. Гектор говорил, что и Приам вначале хотел войны, тоже безумно надеясь на победу и завоевание ахейских земель. Значит, и мы были виноваты. А Неоптолем надеялся укрепить мир с другими ахейскими царями, и когда он поправится, я думаю, он не откажется от этой мысли, хотя его и пытались убить... Что ты предлагаешь мне, царь Менелай?

— Я предлагаю тебе заключить союз, царица! — его голос дрогнул, спартанец не скрывал радости. — Если ты выпустишь отсюда наши корабли, я пришлю в Эпир богатые дары в уплату за то, что мои люди посмели посягнуть на твоего супруга. И впредь, будет жив Неоптолем или нет, я обещаю тебе помощь и поддержку Спарты.

— Хочу верить тебе.

— Поверь! — он приложил руку к груди, словно боялся, что сердце выскочит из неё наружу. — Давай попробуем, Андромаха! Мы с тобой потеряли почти всё самое дорогое, не станем умножать нашей боли! Прости меня...

Эти слова в устах надменного Атрида заставили вздрогнуть даже Феникса, а мирмидонские воины, многие из которых хорошо знали Менелая, изменив своей невозмутимости, изумлённо переглянулись. Они понимали, что при всей опасности своего положения царь Спарты не мог перетрусить. Значит, он говорил искренне.

Андромаха встала.

— Прощаю тебя и принимаю твоё предложение, царь! — произнесла она спокойно и твёрдо. — Верь и ты мне — я не нарушу слова. Когда мой супруг выздоровеет, он, вероятно, сам встретится с тобой и вы всё обсудите, но в любом случае, я знаю его волю: мир, а не война. Пандион, вели кораблям открыть выход из бухты и выпустить спартанцев. Что до тех, кто покушался на царя, то я не настаиваю на их казни, Менелай. Если останутся в живых те, кто им приказал, убивать их будет несправедливо.

Менелай глубоко вздохнул, чувствуя, как капли пота сползают по шее на спину и хитон начинает липнуть к телу.

— Благодарю тебя! — воскликнул он, с уже не скрываемым восхищением глядя на Андромаху. — Твоя мудрость и благородство будут мне уроком...

Царица слегка наклонила голову в ответ на его поклон.

— Прощай, царь! Феникс и мои воины проводят тебя в гавань. А я должна идти к Неоптолему. Он ждёт меня.

Произнося это, она искренне верила, что говорит правду, что и в пропасти глубочайшего забытья Неоптолем услышит её голос, почувствует её присутствие, что её близость поможет ему, сохранит его от падения ещё глубже, туда, откуда будет уже не выбраться... Когда-то её любовь вместе с волшебным снадобьем Хирона сохранила жизнь Гектора. Теперь снадобья не было. Теперь оставалось только любить и молиться.