В тот самый период Леонардо начал всерьез изучать человеческое лицо, но полностью оценить беспредельность его дарования мы смогли лишь тогда, когда он начал использовать папеньку, меня и своего дядю в качестве моделей. Сам собой встал вопрос, что теперь с этим делать.

От Франческо мы слышали, что, когда его брат удостаивает посещением имение да Винчи, он всякий раз хвалится новыми друзьями из Флоренции — членами Гильдии нотариусов, именитыми торговцами и даже художником с собственной мастерской, куда все чаще посылал заказы новый предводитель клана Медичи. Звали художника маэстро Андреа Верроккьо.

Меня с Пьеро в последние десять лет ничего, или почти ничего, не связывало, а его родительская забота о Леонардо была такова, что я не могла не презирать его. Правду сказать, внебрачному ребенку, по заведенному обычаю, ни учеба в университете, ни получение каких-либо навыков в сфере права были недоступны. Таким образом, нотариусом Флорентийской республики Леонардо было не суждено стать. Но, совершенно отмахнувшись от сына, Пьеро даже не делал усилий, чтобы подыскать ему на будущее подходящее занятие. Его несравненно больше заботило собственное восхождение к вершинам общественного успеха и стремление — пока безуспешное — оплодотворить молодую жену, занявшую место почившей Альбиеры.

Я разорялась, но понапрасну. Да Винчи никогда не разрешили бы Леонардо поступить в ученики к собственному деду Эрнесто — они и так с трудом отпускали его к нам в аптеку. Сколько раз я во сне пронзала шпагой ненавистного Пьеро насквозь, и кровь, хлынув изо рта и ноздрей, заливала его все еще красивое лицо. Я просыпалась от зубовного скрежета, а щеки мои были мокрыми от слез.

Однажды вечером, когда Леонардо отправился обратно в имение, папенька присел рядом и завел такой разговор:

— Я ведь вижу, как ты мучишься, Катерина, и знаю причину этому.

— Стало быть, ты и сам понимаешь, что помочь тут ничем нельзя, — в сердцах высказалась я.

— Помочь можно, но для этого тебе нужно сходить к Пьеро и побеседовать с ним.

В порыве чувств я разрыдалась, но папенька не стал ни уговаривать, ни утешать меня. Он терпеливо ждал, пока я успокоюсь.

— Ты должна подготовиться к встрече с ним. Задача тебе предстоит более чем непростая. Ты не хуже меня знаешь, что должна предложить ему насчет Леонардо. Продумай свои доводы, но не поддавайся раздражению. Удержись от споров — это только разозлит Пьеро. Не дай ему повода почувствовать над тобой превосходство. Ты должна убедить его, Катерина. От этого зависит судьба Леонардо.

Пришлось ждать почти полгода, когда Франческо наконец дал мне знать о предстоящем визите Пьеро к родителям. За это время я успела все продумать, но, памятуя о стольких унижениях, вынесенных в имении да Винчи, я намеренно выбрала для выяснения отношений другое место.

В первое же воскресенье по прибытии Пьеро из Флоренции я отправилась не к нему в дом, а в приходскую винчианскую церковь. Сельчане тянулись с мессы, разглядывая меня с такой гадливостью, словно чистили в хлеву подбрюшины у скота. Я же гордо стояла с невозмутимым видом и даже внутренне восторжествовала, когда заметила на лице Пьеро замешательство. Он показался из двойного церковного створа об руку с молодой смазливой женушкой, но тут я заступила ему дорогу.

Пьеро не успел возмутиться: я громко — так, что слышали и священник, и шушукающиеся прихожане, — объявила:

— Мне надо поговорить с тобой о нашем сыне.

Его юная супруга побледнела. Пьеро, опасаясь скандала, что-то шепнул ей, и она с недовольным видом заспешила вниз по ступеням крыльца. Пьеро ухватил меня за локоть и торопливо увел от церкви в переулок, то и дело озираясь, не подслушивает ли нас кто-нибудь.

— Что ты себе позволяешь? — сорвавшись, выпалил он.

Я не стала терять время даром и достала зажатый у меня под мышкой альбом с рисунками Леонардо. Раскрыв его, я стала один за другим показывать Пьеро отменные образцы замечательного таланта нашего сына. К чести Пьеро, его возмущение от моей дерзости быстро сошло на нет. Даже такого негодяя, как он, растрогали дарования собственного ребенка. Тем не менее он по-прежнему был не склонен идти со мной на мировую.

— Что ж, хорошие рисунки, — сказал он. — Чего же ты ждешь от меня?

Тогда я заговорила без всякого нажима, спокойным, дружеским тоном:

— Франческо как-то обмолвился, что ты сдружился во Флоренции с одним известным живописцем.

Франческо и вправду рассказывал, что Пьеро пятки лижет художнику, слава которого растет с каждым новым заказом клана Медичи.

— Его имя, кажется, Верроккьо?

— Что правда, то правда. — Пьеро с достоинством выпрямился. — Маэстро Верроккьо очень ценит наше знакомство.

— Как ты думаешь, — улыбнулась я через силу, — не попросить ли его принять Леонардо в ученики?

Пьеро замолк, обдумывая мое предложение. Его правоведческое чутье просчитывало вероятности, оценивая выгоды и взвешивая возможные неприятные для него последствия. Мое терпение понемногу истощилось.

— Нет ничего плохого в том, чтобы просто показать ему рисунки, — предложила я. — Ты же сам сказал, что они хорошие.

— И ты согласна отпустить от себя сына? — Пьеро испытующе посмотрел мне прямо в глаза. — С самого его рождения ты, как затравленная медведица, билась за то, чтобы его у тебя не отнимали.

Вот где крылось самое для меня трудное. Этими словами Пьеро будто пронзил меня насквозь — совсем как я его во сне.

— Да, пусть едет, — отрешенно сказала я. — Если он не научится какому-нибудь ремеслу, то станет никем, жалким проходимцем. Из-за него можешь пострадать и ты, и доброе имя вашей семьи.

Пьеро снова задумался. В конце концов, не говоря ни слова, он взял из моих рук альбом.

— Я спрошу у своего приятеля.

— Спасибо, Пьеро, — обронила я, уже не в силах совладать с чувствами, и быстро зашагала прочь, не желая, чтобы он слышал мои рыдания.

Переговоры заняли целый год, к концу которого выяснилось, что моего сына все же берут в ученики. Нетерпение Леонардо, увлеченного перспективой освоить профессию, достигло накала. А я меж тем опасалась, что, отсылая его, обрекаю себя на вечное страдание.

Я не стала лить слезы, когда мой тринадцатилетний сын, розовощекий долговязый подросток, вскарабкался на коня позади Пьеро и они оба скрылись из виду. Я понадеялась, что мои предыдущие расставания с Леонардо подготовили меня к разлуке с ним. Я сама пожелала ее — в интересах Леонардо. Художники примут его в свой круг, а величайшие итальянские живописцы обучат ремеслу. С положением убогого деревенского бастарда будет покончено. Мой сын возмужает и удостоится заслуженных лавров. К тому же мы твердо обещались писать друг другу. Таковы были неоспоримые преимущества его отъезда.