– А рано тебе ещё, – ответила ему я. – Давай через полгодика. То, что у тебя появился зуб ни о чем не говорит. Пошли стирать твои вещи.

И прямо с люлькой потащила к ванной, чтобы не оставлять одного. Перебираю крошечные вещи, что с чем стирать, чтобы не полиняло и не покрасилось, Лев в коридоре у двери, в люльке своей пристегнутый, чтобы не выпал, гулит тихонько. Я работаю и слушаю. А потом замолчал. Я отбросила крошечную маечку и выглянула.

Ребенок на месте. На вытертой ковровой дорожке, до которой слава богу пока не достаёт. Молчит потому что смотрит на давешнюю красавицу, что мясо резала. С неожиданной ревностью думаю, что она даже ребёнку нравится. А она к нему руки тянет…

– Не трожь, – резко бросила я. – Не трожь моего ребёнка.

Да, я живу в этом доме. И наверное многим им обязана. Но они не считают нужным быть милыми, почему я должна? Я не хочу, чтобы какая то незнакомая девушка лапала моего Льва.

– Это мой дом, – не преминула отметить она.

– Давид вам за это платит, – заметила я.

Наверное, так и есть. Не по доброте же душевной они меня приютили. Я наклонилась, отстегнула ремень безопасности и подняла ребёнка на руки. Прижала. Тот доверчиво прислонился щекой к моей груди и уже оттуда продолжил на красавицу смотреть.

– Я знаю, что это не твой сын, – поддела она.

В её голосе читалось – от рябинки не родятся апельсинки. Гадина.

– Мой, – вздернула подбородок я.

Она шагнула ко мне ближе. Такая же диковатая, как и все тут. Тоже наверное в детстве гулять бегала через дырку в заборе и носилась от рассвета до заката где душа попросит. Такая ударит недорого возьмёт. А я драться не умею. Ломик и бугай не в счёт, там явное состояние аффекта было.

И думаю одновременно, что делать, если ударит? Льва прикрывать. Только бы не по нему. И кричать. Тот самый Расул не позволит ей нас трогать. А ещё недовольно думаю – до чего же красивая. Страстная. И глаза эти дикие, чёрные, не читаемые. Почему все вокруг такие красивые, почему я такая обычная?

– Я слышала о чем они говорили, – улыбнулась красотка. – Расул и Давид. Расул поможет, а Давид его в долю в бизнесе возьмёт. А я – гарант сделки. Давид женится на мне когда все это закончится. И этот мальчик мой будет, и его отец.

Я пыталась не верить ей. Не очень выходило, ведь по сути, где Давид, где я? Сбежать бы отсюда. Бросить и вещи не стираные, и недоеденный сыр, а главное – все свои тревоги. Только Льва забрать. Но так хочется оставить последнее слово за собой.

– А мы уже, – чётко сказала я. – Мы уже женаты.

И обошла её, пошла к себе. Почти сбежала. Она что-то в мою спину крикнула, да я не услышала – кровь в ушах стучит. Давление, наверное, поднялось, как у старушки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Неправда все это, – попыталась я улыбнуться Льву.

Но до самой ночи эти мысли из головы выбросить не могла. Все думала и думала. Крутила её слова и так и эдак. И уснула с тяжёлым сердцем, под привычный уже вой собаки. Не радовало даже то, что после того, как зубик показался, Лев плачет гораздо меньше и заснул быстро.

Уснула только глубоко после полуночи. Проснулась – от страха. Матрац узкой кровати прогнулся под чьим-то весом, сильное мужское тело скользнуло ко мне, обжигая холодом – с улицы только. А ещё обжигая страхом. Сразу вспомнилось, как нас загоняли. Снова нашли! Бежать надо. Куда бежать? Неважно. Лев, где Лев?

Дернулась, пытаясь высвободиться, скатиться с постели ближе к ребёнку. Вцепилась ногтями в мужское плечо, наверняка раздирая кожу до крови.

– Ти-и-ише, – попросил Давид жарким шёпотом в моё ухо. – Тише, моя дикая львица.

Смешно признаться, но я так мечтал об этой встрече. Не только о том, как увижу своего Льва. О ней мечтал, о Кате. Что вернусь ночью, непременно ночью – дел тьма. А ещё нужно быть осторожным, чтобы не привести за собой хвост. Катя спать будет. Сонная. Сладкая. Я её обниму, даже приставать не буду, вдохну ее запах полной грудью, усну, уткнувшись носом между торчащими лопатками, балансируя, чтобы не упасть с узкой постели.

Как-то все не так вышло. Да, Катя спала. Сонная и сладкая. Мягкая, несмотря на всю свою угловатость. Притягательная. Только уснуть рядышком не вышло. Она взъярилась дикой фурией, вывернулась из моих рук, полоснула по плечу мне, вниз по голой руке сбежала тёплая капля крови.

– Тс-с-с, – попросил я.

Чтобы точно успокоилась телефон достал, включил фонарик, осветил и себя, и Катьку, и тёмную комнату, и спящего в люльке Льва.

– Ты! – выдохнула Катя разом расслабляясь.

– Да, – с облегчением признал я.

Вот теперь то точно обнимашки будут. А так как она все же проснулась, то и не только обнимашки. Но все снова пошло не так. Катя размахнулась и…ударила кулаком меня. Кулак маленький, женский, особой боли причинить не смог, но удивился я знатно. Брови приподнял скептически.

– За что???

– За то, – злым шёпотом ответила Катя и сдула упавшую на лицо прядь, – что тебя не было рядом, когда у твоего сына появился первый зуб!

Я недоверчиво посмотрел на злую Катю. Потом на спящего Льва. Выглядел он как всегда, разве только щеки круглее стали. Уже не младенец, уже маленький бутуз.

– Но он же ещё слишком маленький! – поразился я. – Какие ещё зубы?

Катя объяснять не стала. Она…стукнула меня ещё раз. Видимо, поднаторела, теперь била увереннее, чувствительнее, я даже поморщился немного. Никогда не позволял женщинам ничего подобного. И вообще такую мелочь прихлопнул бы одной ладонью. Но это же Катя, как её прихлопнуть можно?

– А теперь за что? – со вздохом поинтересовался, потирая место удара.

– За то, что оставил нас в этом ужасном месте! Никогда больше, никогда так не делай!

Смотрю на неё. Злая. Телефон со включённым фонариком отложен в сторону, но даже в его равнодушном свете она кажется такой красивой. Родной. Настолько, что меня это даже пугает. Злится на меня, и мне это нравится тоже. Моя жена никогда не показывала своей злости. Любых своих эмоций. Равнодушной казалась. А там внутри неё…там очень страшно. Страшно и грязно. Поэтому пусть Катя лучше лупит меня своими маленькими кулаками, пусть злится на меня. Так лучше.