мог бы снести мою тяжесть». Заль приказывает пригнать все табуны своих коней из Забулистана и Кабула, но ни один конь не годится Рустему: он каждому накладывает руку на спину, и тот, не в состоянии выдержать его силы, падает на коленки. Наконец он заметил в одном табуне жеребчика, который ему показался хорош, в то время, когда бежал мимо со своей матерью. «Спина и грудь у него были такие же широкие, как у матери его, глаз чёрный, хвост поднят, копыта словно стальные. Всё тело его было в розовых пятнах по шафранному полю. Ночью он мог различать за два фарзанга маленького муравья на чём-нибудь чёрном; это был слон по силе, верблюд по росту и бисутунский лев по мощи. Рустем тотчас же захотел поймать его арканом. Старый пастух сказал ему: „О могучий человек, не бери чужого коня“. Рустем спросил: „А кому принадлежит этот конь? У него нет тавра ни на одной ноге“. Пастух отвечал: „Не ищи тавра. Много рассказов про этого коня; мы зовём его Ракшем: он весь пёстрый (в яблоках), блестящ, как вода, и жив, как пламя. Мы не знаем его хозяина, но называем Ракшем Рустемовым“. После этого Рустем прогоняет кобылицу, которая хотела было защитить своё детище, и испытывает силу этого жеребчика. „Он протянул свои богатырские руки и со всей силы ударил ладонью по спине коня — Ракш не погнулся, словно не слыхал ничего. Рустем сказал про себя: вот моё седалище, вот теперь-то я могу совершать великие дела! Он вскочил на Ракша, подобного ветру, и розоватый конь встрепенулся под ним. Он спросил пастуха: „Какая цена этому дракону, кто мне скажет?“ Пастух отвечал: „Если ты Рустем, то езди на нём и поратуй за Иран. Цена его — земля иранская: верхом на Ракше ты спасёшь мир!“ Рустем улыбнулся так, что губы его стали коралловыми, и сказал: „Это божье дело — делать добро!“ Он положил седло на спину розового коня, и голова его наполнилась желанием мести и битв. Он растворил рот Ракшу и увидел, что конь быстр, храбр, силён и породист, что он мог выносить его латы, шлем и палицу, его богатырское тело, его грудь и руки“ (Mohl, I, 449–451).

Русский рассказ о приобретении Араша не что иное, как выписанный нами рассказ из персидской поэмы, но в значительно сокращённом и урезанном виде. Изменения самые незначительные. Уруслан говорит конюху Ивашке, сторожащему отцовских коней: „Я ни о чём не тужу, как только о том, что нет у меня по моей мысли коня и не могу нигде добыть такого коня, который бы меня поднял. А отец мой, князь Залазарь, рассылал по многим городам и далёким землям и нигде не мог добыть такого коня“. Ивашка, старый конюх, на это молвил: „Господине Уруслан Залазаревич, есть в отцове стане жеребец, третьим летом, он ещё ни у какого человека в руках не бывал, а тебе, чаю, по мысли будет“. И Уруслан молвил: „Буде у тебя в стаде есть такой жеребец, то мне его доставь, и я, покамест жив, друг тебе буду“. А Ивашка молвил: „Я добра отца твоего к себе не забыл, я тебе всё стадо пригоню. И буде того жеребца возможешь сам поймати, и ты его поймай, а буде того жеребца поймати не возможешь сам, то тебе того жеребца не видать: поймать его некому, ещё он ни у какого человека в руках не бывал!“ И на другое утро учинился в поле великий стук необычный, и копоть (ископыть, что из-под копыт летит) встала великая. И посмотрит Уруслан на луг — из ноля старый конюх стадо гонит, а наперёд бежит жеребец велик добре. И Уруслан взял узду тесмяную, окованную золотом, и удила булатные и пошёл к берегу, и, когда жеребец стал пить воду, он ухватил его за шею да ударил по бёдрам, и жеребец пал на окорачки. И Уруслан молвил: дурная ты кляча, кому на тебе ездити, как не нам, богатырям? И он наложил на него узду и повёл к каменной своей палате, а жеребец величеством мало не с палатой равен. И дал Уруслан жеребцу имя вещий Араш, и положил на него седло черкасское, и подпруги подтянул, и поехал потешаться в чистом поле».

Далее у нас идёт рассказ о нападении князя Даниила Белого на Киркоусово царство и о том, как Уруслан освободил из темницы царя и его богатырей, а также своего отца и всем им возвратил зрение. Всё это есть и в «Шах-Намэ», разница в подробностях очень небольшая.

Главная разница здесь в том, что не на Кей-Кауса нападают, а он сам, только что сев на отцовский престол, вдруг возгордился своей силой, войском и богатствами до такой степени, что вообразил себя выше всех царей не свете, не хотел уже считать никого себе равным и затеял напасть на соседнее мазандеранское царство, обитаемое Дивами — существами мифическими, вместе с чудовищами и волшебниками. Тщетно приближённые отговаривают его: расхваставшийся и расчванившийся Кей-Каус никого слушать не хочет, берёт войско и идёт на Мазандеран. Но верховный предводитель войска Дивов Белый Див (князь Даниил Белый в нашей сказке) выходит против него, разбивает войско иранцев и уводит их всех в плен. Тогда Заль-Зер, отец Рустемов, не ходивший в этот поход, спешит к своему сыну и рассказывает ему обо всём случившемся. Рустем отвечает: «Я посвящаю жизнь и тело своё царю, я разрушу талисманы и волшебников, я приведу назад всех иранцев, которые остались ещё живы; клянусь именем Бога единого, Создателя, что Рустем не сойдёт с Ракша прежде, чем свяжет царя мазандеранского и растопчет голову воеводы его!» (Мohl, 509). В нашей сказке есть всё это, и под конец Уруслан говорит своему отцу: «О том, государь-батюшка, не кручинься, рать князь-Данилову побью, а самого князь Данила живого ко царю приведу».

После того начинаются знаменитые семь приключений Рустемовых, составляющих целый особый отдел в «Шах-Намэ» Большинство их с некоторыми сокращениями и изменениями повторены в нашей сказке о Еруслане.

Первых двух приключений персидской поэмы — сражения со львом и нахождения источника — в русской сказке нет. Но третье, сражение с драконом, есть то самое приключение, которое является у нас в сказке под видом несколько изменённого эпизода об Иване, русском богатыре.

Приехав в те места, где живёт дракон,