Мы находим серый кубик детского сада, оплетенный узором из качелей и горок.

Находим дом напротив, с отвалившейся штукатуркой, зеленой калиткой, увитой виноградом, и цыганкой средних лет, которая, услышав о медведях, начинает говорить на всех языках этой части мира.

Красимир Крумов, сопровождающий меня болгарский журналист, уверяет, что нам лучше говорить по-болгарски, а он переведет мне все на польский.

Цыганка возмущена.

– Они выставили нас зверьми, – говорит она, затягиваясь сигаретой. – Меня зовут Ивелина, я невестка и жена медведчиков, невестка Димитра, жена Веселина. И мне больно, оттого что по всему свету разлетелось, будто семья Станевых мучит медведей. А ведь не было другого такого медведчика, как мой тесть!

– Медведи слушались его, как родной матери, – добавляет пожилая цыганка. Это жена Димитра Станева Марийка.

– Он любил их, а они любили его, – говорит Ивелина.

А внучка Димитра, Веселина, рассказывает, что для нее самые счастливые воспоминания детства – это весенние деньки, когда дедушка с медведем начинали готовить программу на новый год.

– Они боролись на руках. Мишо иногда давал деду фору, – улыбается Веселина. – Видно было, как он радовался, когда дедушке казалось, что он уже почти уложил медведя, что еще сантиметр-два – и он выиграет, а тот вдруг почти без усилий – раз! – и клал деда. Да у него аж морда светилась, что шутка удалась.

Именно Димитр и его сыновья последними из всех медведчиков Болгарии продали своих медведей.

Это он сидел, уставившись в окно, когда его внук, сын Веселина, находился в клетке с медведем Мишо и не хотел оттуда выходить.

Это его болезнь тогда впервые дала о себе знать.

– Когда они засунули Мишо в клетку и увезли, муж сел, схватился за сердце и так и сидел, – рассказывает жена Марийка. – Несколько часов он просидел молча. Все женщины в доме – я, дочка, невестки, внучки – плакали, а он нет. Даже глазом не моргнул. Мы прятались от него по углам, чтобы он не видел наших слез, но ему было все равно. Он нас даже не замечал.

2

Могила Димитра находится на кладбище на краю деревни, между каменными крестами бог знает какого столетия, относительно новыми могилами уважаемых и не очень жителей села и островками травы, которой зарастают все могилы без исключения.

Невестка Ивелина садится в нашу машину с чашечкой кофе и сорванным по пути цветком. Она кладет цветок под фотографией тестя, а кофе ставит на маленькую надгробную плиту.

– Он всегда, как меня видел, кричал: “Невестка моя дорогая, сделай мне кофе!” Бывало, по три, а то и четыре раза на дню. Поэтому, когда я сюда иду, я всегда приношу ему кофе. Как он любил: полторы ложечки, без молока, без сахара.

– Мы положили ему в гроб аккордеон, потому что он с детства прекрасно играл, – утирает глаза жена. – Простите, обычно я уже не плачу на его могиле. Но сегодня вспоминают святого Дмитрия. В этот день мы всегда вместе веселились, пили, пели. Наши мишки тоже получали что-нибудь вкусненькое. Танцевали для нас. Мы были счастливы. А сегодня? Нет ни медведей, ни мужа, ни детей. Сыновьям пришлось уехать в Грецию, потому что здесь нет никакой работы. Большинство бывших медведчиков уехали. Пенчо, брат мужа, сначала водил цистерну, а сейчас тоже в Греции, работает на стройке. Стефан, наш свояк, в Италии. Работал на заправке. А сейчас болеет.

Я смотрю на фотографию Димитра. К надгробию из искусственного камня приклеен снимок солидного усатого мужчины, рядом с которым стоит на задних лапах Мишо. Надпись гласит: “Димитру, который вместе со своим танцующим медведем много лет развлекал детей от Варны до Золотых Песков”.

В одной руке Димитр держит привязанный к Мишо поводок.

В другой – гадулку, на которой он всегда аккомпанировал своему медведю.

– О! А что стало с гадулкой Димитра? – спрашиваю я, и Красимир переводит мой вопрос цыганкам.

– Он взял с собой аккордеон. Гадулку я ему принесу, – отвечает жена Марийка.

Всю оставшуюся дорогу от кладбища до дома мы проводим в молчании.

3

Димитр Станев заболел сразу же после отъезда медведей.

– Он, который всегда был самым здоровым в семье, – подчеркивает жена Марийка. – Который до поздней осени мог спать во дворе, прикрывшись бог знает чем, и ни малейшего насморка. У которого гвоздем программы была борьба с медведем. Он, который клал на руку всех в округе, вдруг сделался слабый как былинка.

Он ездил к врачу в Разград. Потом в Шумен. В Варну. Передвигался по дому словно тень. Говорил что-то и на половине фразы забывал, что хотел сказать.

– Дедушка всегда чудесно играл на аккордеоне, – рассказывает внучка. – Как-то раз весной, может, через два года после того, как у нас забрали медведей, он наконец проснулся в хорошем настроении. Сказал, что нужно жить дальше. Взял свой народный костюм, взял аккордеон и сначала поехал в Варну, а потом позвонил сообщить, что отправляется со знакомым в Грецию. Там он ходил с аккордеоном по ресторанам, пел и собирал деньги.

– Его не было полтора месяца, – говорит жена. – Вернулся он еще более грустный. Сказал: “Я чувствовал себя дураком. Эти песни нельзя петь без медведя”.

И снова ушел в себя.

За год у него набралась целая сумка с лекарствами. Из кожзама. Одни от давления, другие для печени, третьи для почек. Семья еще хранит эту сумку. Не хватает смелости выбросить.

Может быть, живи Димитр в другой стране, он попал бы к врачу, который поставил бы ему диагноз “депрессия”, прописал лекарства, улучшающие самочувствие, а может, даже несколько сеансов с психологом, на которых он рассказывал бы о своей боли после исчезновения медведей. Возможно, психолог помог бы ему справиться с травмой, так, как помогают близким тех, кто погиб в автомобильной аварии или умер от рака. Ведь Мишо присутствовал в его жизни девятнадцать лет.

Может быть, если бы организация, забравшая медведей, работала в несколько ином стиле, ее сотрудники сами предложили бы ему такую помощь. Несложно догадаться, что если кто-то всю свою жизнь занимается чем-то одним, ему тяжело придумать что-то новое. Даже если считать его занятие варварским, нельзя отрицать, что Димитра с Мишо связывали сильные чувства.

Но нет. “Четыре лапы” думают только о животных. На вопрос о медведчиках они отмахиваются: есть специальные организации, занимающиеся правами цыган. Пусть к ним и обращаются.

4

Через несколько месяцев после возвращения из Греции у Димитра случился первый инфаркт. Дома. Он упал в кухне, между столом и холодильником.

Скорая отвезла его в Разград. Врачи сказали, что сердце Димитра в очень плохом состоянии. Что еще одного инфаркта – а это лишь вопрос времени – он не переживет. Димитр вернулся домой с еще большим количеством лекарств и наказом “не нервничать”. Он перестал смотреть новости. Перестал слушать радио. Даже кофе старался не пить.