обычно, ничего не помнил – ещё один признак последствий алкоголизма. Не помнил всех гадостей, которые он произносил в сторону жены, ни той "правды", псевдо-философии.

Ханако тогда понял все. Понял, что все сказанное отцом в пьяные вечера – чушь.

Ханако всегда любил ночь, когда полная луна светила с неба.

Где те мечты, которые ветвились в его голове в детстве? Наверное, там же и остались, – в далёком детстве, куда уже не попасть, не вернуться. В такие ночи он любил гулять по пустеющим улицам. Он любил дышать полной грудью ночью, смотреть на небо, каким бы оно ни было: мрачно-тучным или же безоблачным совсем, с видными искрами-звездами.

Ему хотелось продлить этот момент навечно.

Но все эти воспоминания будто пропали. И сейчас парень мог думать лишь о том, как дойти до конца этой дороги.

Ночь тёмной пеленой на небо ложится, воздух густеет и дышится тяжело, не во все легкие; странный мороз позвоночник пробирает, и мурашками тело отдаёт. Ханако идёт, а белые ткани его одежд селятся по земле кровавой, грязь собирают на каменных дорогах, ноги пачкаются о тела людей мертвых, и неприятно скользят меж пальцев босых ног чужие внутренности.

Юношу качает, взгляд его пустой и невидящий, ослабленные руки вдоль тела опущены, и чувство, будто дуновение лёгкое способно повалить его в груду разлагающихся трупов. Он поднимается к главной площади о стены облокачивается, идти ему тяжело, сами ноги будто тяжелые к земле всё тянут невыносимо; словно зовут лечь средь изуродованных тел.

Но он не может остановится.

Он знает, что должен дойти до конца.

Запах в округе ужасный, тошнотворный, что глаза слезятся, а ветер лишь раздувает его сильнее, от застоявшейся гнили сворачивает живот и саднит горло. На последней ступеньке юноша останавливается, голову вознося к небосводу, смотря на облака алые, что будто впитали кровь пролитую, и небо чёрное, угнетающее и непонятное. бесконечные звёзды в опустевших глазах отражаются. Млечный путь тонет в бесконечной мрачной бирюзе безвозвратно. Ханако поворачивает голову к статуе из мрамора белоснежного и, кажется, не видит там собственного облика, лишь внешний вид своей живой подруги.

Ноги сами ведут его дальше, к возвышающемуся памятнику, всё быстрее и быстрее, переходя на бег, он спотыкается о людей лежащих, пачкаясь кровью густой, и добегая к подножию падает на колени, отчаянно шёпотом вымаливая накопившееся в душе. Вокруг самой статуи словно непорочный купол, ограждающий ее от дрязг окружающего; сама она чистая, как будто светится в ночи, и цветы, высаженные вокруг белыми лепестками устремлены вверх, питаясь энергией не от солнца вовсе, а, кажется, от самой статуи.

Ткань противно липнет к телу, оставляет красные порезы на коже, и кровавый след вьётся от ступней весь его путь. В голове пустота, а слова приносящиеся неконтролируемые и бессвязные, но, как молитва, просящие о помощи.

– Пожалуйста, помоги.

Слёзы сами льются потоком, стекают с щёк на землю и падают белоснежные цветы. У Ханако душа на части рвётся от собственной тоски, от желания увидеть и вновь услышать родной голос.

Он познакомился с этой весёлой, трудолюбивой и, в целом, хорошей девушкой в начале они мало общались, а потом дружба стала крепче, и он сам не заметил, как привязался к ней.

Пообещал ни к кому не привязываться больше, а в итоге крепко связал себя с Мегуми – простой девочкой-ангелом, которая стоит дороже золота и светится ярче солнца. Её улыбка напоминала ему о Луне – такая же мечта.

Только иногда он замечал её грустные глаза. Он замечал и почти всегда отводил взгляд. Губы твердили одно, но глаза – совершенно другое. Он не хотел ей врать, но приходилось.

Железный привкус от прокушенной губы заставил его сплюнуть розоватую слюну и поморщиться от трупного запаха. Сколько он здесь находится? Где-то сзади слышится стрекот птиц.

Или это не птицы?

Луна сегодня полная, красивая. У Ханако больше нет сил стоять, и он падает на земле, прислоняясь головой к статуе.

Как время быстро прошло. Как же долго он здесь находится?

Наверное, скоро начнётся дождь.

Как же он хочет назад. Не в тот дом, где пьяный отец распивает дешёвый алкоголь, от которого потом у него болит голова, а туда, где Мегуми. Там, где она, всегда тепло и уютно, будь то кабинет в школе, у неё дома или скамейка в парке.

Он хочет к Мегуми – девушке, ради который он хотел жить.

Голова ужасно болит, будто его ударили тяжелым сапогом. Почему у него болит голова? Что произошло?

– Пойдем, – кто-то схватил его за руку и потянул, заставляя встать. – Ты же хочешь вернутся? Тогда вставай!

Да, он хочет вернутся ради Мегуми.

– Дай этому мальчишке все что нужно.

И спустя год (ему показалось вечность), он вновь встретил Мегуми.

Он впервые увидел её в шортах и ночной рубашке с длинными рукавами. Её волосы стали короче и черными.

Ханако не мог оторвать от неё взгляд.

И он понял, как сильно соскучился по подруге.

***

Мегуми завязывает халат и подходит к зеркалу.

– Это был просто кошмар. Из-за которых я не сплю. Теперь мне надо пойти.

– Привет, Мегуми! Как дела?

Он заметил, слишком завороженный её улыбкой, – всегда ослепляющей, когда она обращается к нему, которая тут же пропала.

– Что? Что сейчас происходит? Я сошла с ума?!

– С тобой все хорошо! Это правда я! – Ханако улыбается так искренне и счастливо, вновь увидеть подругу – радость.

– Правда? – девушка пытается подобрать правильные слова, но ничего не получается, единственное, о чем она сейчас думает это о своем друге, которого она вновь видит и слышит.

– Да это я! Я беспокоился все это время, – почесывая затылок произносит парень.

– Ханако, – едва тихо произносит Мегуми.

– И тут – бац! И вот я здесь! – парень берет девушку за руку и притягивает к себе, обнимая. – Мне этого не хватало.

– Мне тоже, – бормочет подруга в ответ.

***

Ему всегда снились обрывочные сны, которые кончались одним и тем же. Однажды этот сон стал реальностью.

Ей снились красочные, длинные сны, будто перемещающие её в другие миры. Но потом эти сны стали кошмарами, где происходит одно и тоже.

Ему никто не помогал. Родителям было плевать на него и им не было дела до его психологических проблем – там свои проблемы были. Он вырос нелюдимым и тихим, с вечными бинтами на теле и глазами, полных невыплаканных слез.

Ей никогда не предлагали помощь. И поэтому она привыкла всего добиваться сама. У неё не было много друзей,