Они вздрогнули, но испуг тут же сменился интересом к улыбающемуся незнакомцу, который предлагал заработать сумму, представлявшуюся им немалой, каково бы ни было поручение.

– А что делать-то, мистер? – откликнулся один взъерошенный чумазый паренек, явно претендовавший в этой компании на роль вожака.

Холмс наклонился, чтобы их глаза оказались на одном уровне:

– Я дам вам клочок бумаги, любезный, а вы отнесете его одному полицейскому.

Лица у ребят вытянулись.

– Ну нет, мы с бобби дел не имеем. Он поколотит нас своей дубинкой.

– Не поколотит, если вы будете точно выполнять мои указания. А теперь слушайте.

Дети обступили Холмса, заинтригованные и в то же время настороженные, но он, давно привыкнув иметь дело с уличными мальчишками, без труда заключил с ними сделку. Он написал и вручил им небольшую записку, доставка которой не слишком пагубно сказалась на его кошельке, а вот юным посланцам принесла немало радости. Холмс мог быть спокоен, так как не сомневался, что его маленькие подопечные выполнят поручение. Чтобы убить время, он расположился в переулке неподалеку от дома Тернеров и стал терпеливо наблюдать.

День выдался погожий и ясный. Предусмотрительно застегнув пальто, чтобы защититься от холодного ветра, Холмс осматривался вокруг. Хериот-Роу, как и остальные улицы Нового города, была распланирована с таким размахом, что нельзя было не восхищаться великолепием украшавших ее зданий. В Лондоне прославленному детективу часто приходилось бывать в районах, похожих на этот, поскольку он пользовался некоторой известностью среди богатых обитателей столицы. Когда бы он придавал значение этим соображениям, то признался бы, что чувствует себя в Эдинбурге как дома, словно уже бывал здесь, если не в этой, то в прошлой жизни. Впрочем, гениальный сыщик был не из тех, кого занимают такие размышления, а кроме того, обладал достаточной мудростью, чтобы понимать: подобные здания наделяют любой город – будь то непрерывно растущий Лондон или ученый Эдинбург – однообразной респектабельностью. Здесь, как и везде, люди были одинаковы, и за их дверями скрывалось много страшных тайн, которые интересовали Шерлока Холмса и пополняли его картотеку. Понадобилось несколько больше времени, чем он ожидал, чтобы у дома Тернеров возникло какое-то движение, но, как часто случается в жизни, терпение было вознаграждено сторицей. Дверь открылась, на крыльцо вышел инспектор Фаулер и обернулся, чтобы пожать руку мистеру Тернеру, на лице которого ясно читалось некоторое облегчение. Они обменялись парой слов, и Фаулер остановил проезжавший мимо кэб; затем дверь дома закрылась, а инспектор уехал. Через несколько минут дверь отворилась опять. На крыльце появился унылый и совершенно измотанный констебль Мортхаус. Не надо было обладать особой проницательностью, чтобы понять: его вид объясняется взбучкой, только что полученной от начальства. Холмс наблюдал за тем, как констебль сошел по ступенькам вниз, посмотрел налево, затем направо: он явно не знал, что ему теперь делать. Подобная нерешительность была не в характере сыщика, но он сочувствовал этому молодому и неопытному полицейскому. Впрочем, Холмсу было ясно: дальнейшее развитие событий должно будет вернуть Мортхаусу самообладание. Через мгновение колебаниям констебля пришел конец: к нему подлетела стайка мальчишек, которые окружили его, шумя, горланя и дергая полицейского со всех сторон. Он раздраженно прикрикнул на них, но в тот момент, когда они издали последний вопль протеста, Холмс увидел, как один из мальчишек сунул в руку Мортхаусу клочок бумаги, и вся ватага помчалась прочь по улице. Констебль погнался было за ними, но через пару шагов почувствовал, что у него в руке что-то есть, и остановился, чтобы прочесть записку. Через несколько мгновений он сложил ее, убрал в карман форменной куртки, затем вернулся к дому и исчез внутри.

Поскольку в данный момент делать здесь было больше нечего, а время меж тем поджимало, Холмс оставил свое укрытие и, сверившись с полученным адресом, отправился к дому доктора Джозефа Белла. Он шел уверенной, бодрой походкой, вспоминая свой разговор с инспектором Фаулером и с мальчишеским озорством предвкушая неплохую компенсацию за то, что его так бесцеремонно выставили из тернеровского дома. Фаулер – глупец, хотя сегодня он заснет с приятной мыслью о том, что ему удалось взять верх над Шерлоком Холмсом.

До дома доктора Белла было недалеко, но, несмотря на ощущение близкого знакомства с Эдинбургом, Холмсу недоставало подлинной осведомленности об этих местах. В Лондоне он изучил каждую улицу и переулок, знал, каких из них надо избегать, а какие могут оказаться полезны в его работе, здесь же все было по-иному: спустился холодный вечер, дневной свет померк, и он понятия не имел о местности, которая окружала его за пределами прямой видимости.

Дом Джозефа Белла находился на Мелвилл-стрит. Этот красивый георгианский особняк мало чем отличался от соседних зданий и не давал никаких указаний на своего выдающегося обитателя. Холмс позвонил, и через несколько минут дверь отворила женщина лет шестидесяти, очевидно экономка, державшаяся уверенно, точно полновластная хозяйка.

– Да, мистер Холмс, мы вас ждем. Вы прибыли последним из гостей, и доктор Белл просил меня пригласить вас сразу, без доклада.

Она провела Холмса по коридору и распахнула перед ним дверь столовой, роскошно убранной к вечерней трапезе. Когда сыщик вошел, к нему повернулись трое мужчин, чтобы приветствовать его.

– А, Холмс! – проговорил Уотсон. – Рад, что вы наконец к нам присоединились. Позвольте представить вам доктора Джозефа Белла.

Не успел Уотсон произнес эти слова, как вперед решительно вышел худощавый седовласый мужчина весьма выразительной внешности и протянул прославленному детективу руку:

– Мистер Холмс! Счастлив наконец свести с вами знакомство. Я Джозеф Белл.

Холмс пожал доктору руку. Мгновение они, казалось, оценивали друг друга. Каждому из них хватило беглого взгляда, чтобы составить себе ясное мнение о человеке, стоявшем напротив. Любой сторонний наблюдатель, случись ему присутствовать при этой встрече, мог бы посчитать этих двух джентльменов разлученными в детстве братьями, настолько они были похожи друг на друга и видом, и манерами. Доктора Белла отличал тот же острый, внимательный взгляд, что и Холмса, но в нем светилось куда больше живого тепла. У него были пепельно-серые волосы: он поседел разом, в течение трех дней, оплакивая свою любимую жену Эдит, которая скончалась несколько лет назад от самого обычного, но оказавшегося смертельным перитонита.

– Доктор Белл, для меня это также большая радость, – с чувством ответил Холмс. – Я много слышал о вас от докторов Уотсонов и с огромным нетерпением ожидал этого вечера.

Белл рассмеялся:

– Верно, верно, лучше не скажешь: доктора Уотсоны!

Джон и Патрик, подняв брови, переглянулись, но совсем не обиделись.

– Не попросить ли нам их после ужина спародировать друг друга? – предложил Белл с улыбкой. – Дорогой мистер Холмс, должен признаться, я наслышан о вашей работе и необычайно рад принимать вас у себя дома. Я чувствую, нам будет о чем поговорить сегодня вечером. Что ж, давайте сядем за стол и поднимем бокалы за нашу встречу. Я вижу, вы уже успели прогуляться по улицам Нового города?