предпочтений, который определяется исключительно в терминах количеств потребляемых товаров без какого-либо упоминания других субъектов и их собственного потребительского выбора» (Аглиетта и Орлеан 2006, с. 25).

Оборотная сторона расширенного потребления состоит в том, что на базе минимальных потребностей существования, сложившихся при простом самовоспроизводстве, оно разворачивает завистнические потребности и конкуренцию в борьбе за обогащение. Удовлетворение потребностей превращается при этом в демонстрацию своего уровня потребления и своего социального статуса. Статусное, демонстративное потребление, распространяющееся на все возрастающую массу населения, становится ответом расширенного самовоспроизводства на проблему недостаточной социальности — разнообразия, связности, взаимозависимости, адаптивности — простого самовоспроизводства:

«Товары производятся и потребляются как средства к более полному развертыванию человеческой жизнедеятельности, и их утилитарность в первую очередь заключается в их пригодности в качестве средств достижения этой цели. Это в первую очередь полнота проявления жизни индивида, взятая абсолютно безотносительно к обществу. Однако человеческая склонность к соперничеству воспользовалась потреблением товаров как средством установления различий при завистническом сравнении, наделив товары второстепенной утилитарностью и превратив их потребление в доказательство относительной платежеспособности» (Веблен 1984, с. 173–174).

Коммерческая революция превращает людей в элементы огромной товарно-денежной сети — рыночной системы потребления, производства и обращения. То, что люди воспроизводят самих себя посредством смыслов, все больше затемняется товарной оболочкой смыслов, так что товар становится как будто даже более общим понятием, чем сам смысл. По мере трансформации простого самовоспроизводства в расширенное, по мере коммерциализации деятельной силы, социально-культурная сложность все больше и больше превышает сложность индивидуальной деятельности и ее продукта. Чем больше растет это превышение, эта прибавочная деятельность, чем более огромные и непредставимые размеры она приобретает, тем больше производительные силы превращаются в «капитал» (промышленный, финансовый, торговый, человеческий, природный и т. д.). Самовоспроизводство общества-культуры, самовоспроизводство людей посредством смыслов, превращается в самовозрастание смыслов, взятых в их товарной оболочке. Товарно-денежная система подобно гигантскому фетишу все выше вздымается над породившим ее обществом. Маркс называл это «товарным фетишизмом», мы называем это «системным фетишизмом»:

«… Фетишистский характер товарного мира порождается, как уже показал предшествующий анализ, своеобразным общественным характером труда, производящего товары. Предметы потребления становятся вообще товарами лишь потому, что они суть продукты не зависимых друг от друга частных работ. Комплекс этих частных работ образует совокупный труд общества. Так как производители вступают в общественный контакт между собой лишь путем обмена продуктов своего труда, то и специфически общественный характер их частных работ проявляется только в рамках этого обмена. Другими словами, частные работы фактически осуществляются как звенья совокупного общественного труда лишь через те отношения, которые обмен устанавливает между продуктами труда, а при их посредстве и между самими производителями. Поэтому последним, т. е. производителям, общественные отношения их частных работ кажутся (…) не непосредственно общественными отношениями самих лиц в их труде, а, напротив, вещными отношениями лиц и общественными отношениями вещей» (Маркс и Энгельс 1954–1981, т. 23, с. 83).

Коммерческая революция ведет к становлению коммерческого общества, в котором люди оказываются объединены все большим количеством взаимных действий. Общество-культура превращается в самовозрастающую систему, в которой рост населения ведет к возрастанию смыслов и увеличению эффективности системы, в свою очередь подчиняющей себе людей и их самовоспроизводство.

Контрнормы и рациональный выбор

При расширенном самовоспроизводстве меняется и природа смыслов, и природа их эволюции. Возрастание смыслов ускоряется таким образом, что с некоторого момента можно наблюдать зрелище, невиданное во всей предшествующей кумулятивной культурной эволюции — поколения смыслов начинают сменять друг друга быстрее, чем сменяют друг друга поколения людей.

В традиционном обществе «нормальная» деятельность была по умолчанию лучшим из возможных видов деятельности. Традиционные философии и религии, от Аристотеля до Конфуция, проповедовали средний путь: путь к благу лежит между крайностями порока. На практике «золотая середина» превращалась в «золотую посредственность». Норма была «шедевром», а отклонение от нормы — не важно, какое и в какую сторону — было «браком». Коммерческая революция вела к разрушению этого представления о норме как об идеале деятельности, она создала два типа отклонения от нормы, два типа контрнорм: отклонение в «лучшую» и в «худшую» сторону. Отклонение в «худшую» сторону стали рассматривать как наказуемую деятельность, а отклонение в лучшую сторону — как новый идеал и новый ориентир для деятельности, то есть как новую норму, приходящую на смену старой.

Контрнормы поставили под сомнение все то, на чем основывалось традиционное общество, они создали новый тип выбора — рациональный выбор, или выбор на основе разума: «мыслю — следовательно существую». Если традиционный выбор — это выбор контрфактов на основании норм, то рациональный выбор — это выбор среди контрфактов и норм на основании контрнорм. С переходом к рациональному выбору рассудок как хранитель здравого смысла все больше уступает свое место разуму как способности отрицать данное и создавать контрсмыслы. Переход от традиционного к рациональному выбору — это предпосылка и признак перехода от простого к расширенному самовоспроизводству.

Иллюстрация 10. Модусы смыслов

Традиционное общество основано на хозяйственных, этических и религиозных практиках, которые позволяют ему сохраняться, но вместе с тем тормозят его развитие. Поэтому традиционное состояние длилось так долго. Но эволюцию смыслов остановить нельзя. Постепенно накопление смыслов достигает порога, за который оно не может выйти, не порвав с традицией и нормой.

Смыслы прокладывают себе дорогу в человеческие умы в виде тех или иных идей, на этот раз ими стали Возрождение и Реформация. Столкновение эстетических и религиозных идей расшатывало устои, на которых стояло традиционное общество, в не меньшей степени, чем политическая конкуренция принцев или денежное соревнование купцов. Потрясения в традиционном порядке вынудили государства искать новые устои, то есть создавать контрнормы:

«Эта история действительно начинается в эпоху Возрождения, но не с развитием новой этики, то есть новых правил поведения для индивида, а с новым поворотом в теории государства, с попыткой улучшения искусства государственного управления в рамках существующего порядка» (Хиршман 2012, с. 38). «Вебер утверждает, что капиталистическое поведение и соответствующие формы деятельности были косвенным (и изначально непреднамеренным) следствием отчаянного поиска индивидуального спасения. Мой тезис заключается в том, что распространение капиталистических форм во многом связано с не менее отчаянным поиском механизмов предотвращения распада общества, угроза которого была постоянной в силу очень шатких механизмов внутреннего и внешнего порядка» (Хиршман 2012, с. 188).

Откуда берутся контрнормы, являются ли они сами продуктом рационального выбора? Разум не может «двигать сам себя», рациональный выбор не основан на рациональных критериях. Как и нормы, контрнормы не являются продуктом чистого интеллекта, их источник — иррациональное, человеческие мотивы и эмоции. Хитрость смыслов