Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я не обещал тебе верности» — гулом встают в ушах жестокие слова, что сказал тогда Милене, когда нас в его кабинете застали.
Не обещал. И мне не обещал. Никогда. Ничего большего, кроме защиты. Да и есть ли большее, кроме его безудержной страсти?
Разбитая, нервная, издерганная ползу на кухню чтобы выпить кофе.
Вчерашний ужин так и остался на столе.
Одеревенела вся.
Дергалась на каждый шорох.
А когда вошел, влетел, как ураган набросился, даже и не поняла. Не услышала. Не метнулась уже в миллионный раз к этому окну, к двери.
— Девочка моя. Нежная. Маленькая. Как же я скучал, — и на руки подхватывает.
В шею, в волосы лицом зарывается.
Поцелуи — короткие, мелкие всю кожу будто жалят.
А я ответить не могу. Обнять даже в ответ.
Выжгло будто меня за ночь эту бесконечную, долгую. Словно внутри все выжгло.
— Даааааша, — уже утаскивает меня, — через гостиную, в спальню. Одежду на ходу с меня срывает, по полу разбрасывает. — Скучал по тебе. Не представляешь, как.
— Влаааад, — уже обнаженная, уже под ним, на постели.
Впиваюсь пальцами в его густые волосы, от себя оттягиваю.
— Думаю о тебе, моя девочка. Все время думаю. Другим заниматься должен, а только ты внутри.
Срывает мои пальцы и снова — поцелуями, по телу, по глазам и лицу, по шее вниз, — лихорадочно, жадно, как будто конец света и ему, сто лет не пившему, напиться поцелуями этими, скольжением безумным губ по коже нужно.
Или снова адреналин? Удар по венам, который распирает?
— Ты… Ты ранен… Влад!
Понимаю только тогда, когда собственную кожу липкая красная кровь обжигает. — Влад!
Поднимает голову. Смотрит, будто пьяный. Как тогда, когда пришла к нему в комнату, а он не проснулся. Мутным, непонимающим взглядом. Дергает головой, будто не слышит, не понимает, что я говорю.
— Ты ранен! У тебя кровь! Везде!
С ужасом смотрю на щеки с дорожками крови. На шею. Осторожно пытаюсь коснуться и тут же одергиваю руки. Лишь бы еще больше боли не причинить.
— Это ерунда, маленькая. Ерунда. Просто пару царапин.
Снова отмахивается, опять нависает, наваливается. Душит тяжестью тела. Дыханием бешеным.
— Не ерунда! Дай я посмотрю!
Выворачиваюсь. Перекатываюсь под его телом на постели. Пытаюсь стянуть свитер, но руки дрожат неимоверно. Колотит так, что ткань из ладони вырывается.
— Там ничего нет.
Влад останавливается. Замирает. Дышит тяжело, но уже спокойно.
Глаза наконец снова другими становятся. И снова непривычными.
Мягкими. Теплыми такими, до одури. Спокойными.
— Все в порядке, Даша, — тянет меня за руку. — Все в порядке. Многим этой ночью не повезло больше.
Сам сбрасывает с себя свитер, показывая чистую грудь.
С ужасом смотрю на еще одну рану, в плече, уже кем-то обработанную, зашитую. Явно же свежая, этого не было в наш последний раз.
Больно.
Рана у него, а сердце мне обжигает.
Будто в меня сейчас выстрелили. Размазали и разметали. Обожгли.
— Ну, девочка, — ласкает, взъерошивает пальцами мои волосы. Медленно ведет вниз по щеке. — Все в порядке. Иди. Иди ко мне.
На миг поддаюсь. Просто потому что обессилена. Позволяю прижать себя к крепкой груди. Зарываюсь лицом в горячую кожу.
— Ненормально, Влад, — лихорадочно шепчу, а самой кричать хочется.
Упираюсь кулаками в эту грудь. Что у него там, ледышка вместо сердца? Неужели не понимает, не чувствует?
— Ненормально все это! Я ведь с ума схожу! Я как зверь в клетке по дому все это время металась! Как это думать, где ты и что с тобой, — ты хотя бы представляешь? А теперь… Что теперь… Ты выйдешь за порог, а мне каждую секунду думать, жив ты или нет? Ты же не говоришь ничего! Ни о чем! Просто уезжаешь! Даже весточки не подаешь! Ни одного звонка!
— Тссссс, — надо же, усмехается, снова волосы мои теребит, на руку наматывает и через пальцы пропускает. — Я же сказал, все хорошо будет, маленькая.
Прижимает к себе снова, и кулаки разжимаются. Нет больше слов. Нет больше ничего. Только слезы обжигающие, горячие с моих глаз на грудь его капают.
— Все будет, Даша. Все. Только подожди.
Оттягивает мое лицо, гладит, водя по коже подушечками пальцев так нежно. Так нежно, как и представить от него невозможно.
— Время сейчас такое, понимаешь. Совсем непростое время, Даааша. Дай срок. Я разгребусь. Всегда разгребался. Все пройдет, все закончится. Все тогда будет. Свидания в самых лучших ресторанах. Время, которое будем проводить вместе. Пляжи, — самые роскошные, каких ты и на картинках не видела. Бриллиантами тебя засыплю, подарками. Королевой будешь.
— Не надо, — шепчу, тянусь, глажу кожу вздутую вокруг его ран. — Не надо, Влад. Ничего этого мне не надо. Не хочу быть королевой. Хочу, чтобы ты жил! Чтобы живой был, понимаешь! Это же… — в ужасе снова осматриваю его рану на плече. — Это же смерть! Мне ты нужен! Не подарки, не курорты, не бриллианты твои! Ты! Знать, что с тобой все хорошо, что будешь рядом, что вечером придешь! Голос твой хотя бы услышать, пока места себе не нахожу! Но и так, все равно — невозможно! Знаешь, как это — знать, понимать, чувствовать, что в любой момент тебя потерять можешь!
Не знаю, как выплеснула. Как сказала. Не думала. Из самого сердца летело, прорывалось.
Только теперь поняла — все бы простила. На все бы закрыла глаза.
Лишь бы был жив. Лишь бы рядом.
Задохнулась, понимая, что его может не стать, что потерять его, — вот такого, невероятного, — навсегда могу. Задохнулась, каждую рану, пусть он и говорит, что царапина, болью собственной ощущая.
Только сейчас, наверное, и поняла. Если его не станет, во мне только черная дыра вместо сердца и останется. Жить не смогу. Не то, что так, как прежде. А вообще.
Так глубоко он вдруг там, в сердце, оказался. Что только вместе с этим сердцем и вырвать можно. И тогда весь мир, вся жизнь в пропасть, в склеп мертвый превратится.
— К черту все это. Ты нужен. Ты, понимаешь? Живой…
Отводит голову, смотрит на меня так странно.
С болью какой-то, со смятением таким бешеным, что снова сердце замирает и сжимается.
— Влад, — мягко, как могу только нежно провожу по его лбу, по щекам.
Неужели никто никогда ему этого не говорил? Неужели он не понимает?
— Человек рядом нужен. Один-единственный человек, понимаешь? Ничего этого не стоит. Ничего на свете. Ты нужен. Мне. Даже не представляешь, как нужен…