— Знаю без подробностей, потому что, когда это произошло, меня не было в Москве. Я вернулась через несколько дней после похорон.

— И все-таки?

— Ну Салтыков мне сказал, что это сделал какой-то человек, которого он нанял сторожить дачу.

— «Какой-то человек»? Он так и сказал?

— Нет, это я так сказала. А Салтыков как раз что-то рассказывал про него: то ли они вместе учились, то ли работали. И, кстати, отзывался о нем довольно симпатично. А что?

— Нет, ничего. Я просто подумала, что он скрыл свои давние отношения с ним.

— Ну вот видишь, ты к нему явно несправедлива. На самом деле Салтыков — вполне сносный мужик: все всегда тащил в дом, баловал Люську. Конечно, может быть, он не самый обаятельный человек, но тут уж ничего не поделаешь.

— Ладно, Бог с ним, с Салтыковым. Сейчас надо думать о том, как помочь Юрганову, который сидит в тюрьме за преступление, которого он не совершал.

— Ну тут я вряд ли чем-то могу тебе помочь: об этом надо, видимо, говорить со следователем? А для чего все-таки ты приходила к Салтыкову? Прости, что спрашиваю, но я не поняла, для чего ты…

— Видишь ли, — перебила ее Нина, — я же не знала, что убита его жена, и думала, что он, может быть, согласится вместе со мной помочь старому товарищу.

— И что он тебе ответил?

— Ничего. Поспешил сказать, что денег у него нет, хотя о деньгах речь как раз и не заходила…

— Сказал, что нет денег, ты серьезно? — переспросила Лёля и рассмеялась.

— Ну да. Что ты смеешься?

— Да так. Смеюсь, потому что он всегда был ужасным жмотом.

— Он даже сказал, что вынужден был сдать свой билет в Японию, чтобы устроить этот междусобойчик в Фотоцентре.

— Правда? До такой степени? — Лёля опять рассмеялась. — Бедный Павел Аркадьевич, денег у него, видите ли, нет. Кроме того, не билет, а билеты. У него было два билета — свой и Люсин. Я потому это говорю, что два билета в Японию, знаешь, сколько стоят? Тысяч тридцать — сорок, что тоже немало.

— Я понимаю. Но он сказал — билет.

— Ты ошиблась или он соврал, чтобы показаться «бедным и больным», но я точно знаю, что у него было два билета: он должен был лететь вместе с Люсей, она сама мне говорила.

— И, тем не менее, он сказал — билет.

— Ну, хорошо, не будем спорить, тем более что это все равно не меняет дела. Скажи, ты этого Юрганова знаешь давно?

Нина помолчала.

— У тебя когда-нибудь было так, что ты знакома с человеком несколько дней, а тебе кажется, что знаешь его всю жизнь?

Запоздавшая зима набирала темп. Москву за несколько дней завалило снегом, и вид за Нининым окном напоминал черно-белую фотографию. Марго собиралась в Лондон, и Нина с тоской думала о предстоящей зиме.

Дозвониться следователю ей удалось только в середине декабря, и накануне встречи, когда она, стоя перед распахнутыми дверцами своего платяного шкафа, решала, что ей по этому случаю надеть, неожиданно позвонила Лёля.

— Скажи, Нинон, ты уверена, что Салтыков говорил тебе именно об одном билете?

— О чем? — Нина даже не сразу поняла.

— О билете в Японию, который он якобы по бедности вынужден был сдать: ты меня уверяла, что…

— Ах да, вспомнила. Он действительно сказал: билет. А что?

— Ты уверена?

— Ну конечно. А что?

— Знаешь, какая мысль мне вчера пришла в голову?

— Какая?

— Меня вдруг осенило: если Салтыков действительно сказал про один билет, значит, это он убил Люсю.

Нина рассмеялась:

— Ни больше ни меньше?

— Напрасно ты смеешься.

— Я не понимаю — какая связь между билетом и убийством?

— Вот послушай: для Салтыкова ты — совершенно посторонний человек. Ты, я надеюсь, не говорила ему, что встретила меня и что мы знакомы?

— Нет, конечно. Зачем бы я стала об этом говорить?

— Прекрасно. Так вот: ты не имеешь к его делам никакого отношения, то есть ты ничего не знаешь о его планах, о его взаимоотношениях с женой и так далее. Ты для него — абсолютно посторонний человек, так?

— Ну разумеется.

— Теперь, предположим на минуту, что жену убил Салтыков. Ты приходишь к нему просить денег, а он, чтобы показаться бедным и больным, говорит, что сдал билет. Именно билет, а не билеты.

— Ну?

— То есть, если бы, например, он мне стал жаловаться на отсутствие денег, он бы сказал «билеты», потому что я прекрасно знала, что они собираются лететь в Японию вместе, и он знает, что я об этом знаю. А поскольку ты этого знать не могла, тебе он сказал про один билет, совершенно ничем не рискуя.

— Ничего не понимаю: какое имеет значение — один билет или два? И причем тут риск?

— Что тут непонятного? — возмутилась Лёля. — Если он собирался убить Люсю, он бы не стал покупать два билета, потому что он ужасный жмот и ни за что бы не стал тратить деньги зря: ведь когда возвращаешь билет в кассу, теряешь немалую сумму. Он бы купил билет только себе.

— Ты же сама только что говорила, что его жена знала о двух билетах?

— Именно. Жене он сказал, что купил два, а на самом деле купил один. И тебе проболтался только потому, что ты не могла знать о его обстоятельствах.

— Знаешь, Лёля, по-моему, ты начиталась детективов. Ты же сама прошлый раз говорила, что он был прекрасным мужем.

— Видишь ли, они прожили вместе двадцать семь лет, и говорить о безоблачной любви в этом случае не приходится. Я имела в виду только то, что он — мужик хозяйственный, все всегда тащил в дом и Люське ни в чем не отказывал, хотя, по правде говоря, ей трудно было в чем-нибудь отказать: она всегда умела взять свое. Но он, при всей своей капризности, чувствительности и дурном характере, был человеком чрезвычайно скрытным. Я не удивлюсь, например, если у него где-нибудь на соседней улице живет другая семья. Или, по крайней мере, другая женщина.

— Все может быть, но зачем ему убивать жену, если с ней можно просто развестись в случае надобности?

— Знаешь, несколько лет назад, Люся рассказывала мне, что Салтыков влип в какую-то нехорошую историю с деньгами. Я совершенно не знаю, в чем там было дело, но она мне говорила, что он тогда ужасно перетрухнул и все их совместное имущество переписал на нее. На всякий случай.

— Это только доказывает, что он доверяет своей жене.

— Это доказывает, что он трус и жмот, — отрезала Лёля. — Но даже если дело в доверии, то все равно, с тех пор прошло уже несколько лет. Вдруг что-нибудь изменилось? У мужиков в этом возрасте всякое бывает. Вдруг он решил ее бросить?