– И он обвинил во всем тебя, – произнесла Флора, вспомнив Алекса, стоящего перед ней с бледным лицом, с сумкой, в которую покидал свои пожитки, и твердо решившего найти свой путь в жизни.

– Отец сказал, что я пачкаю в грязи все, к чему прикасаюсь.

– Это неправда! – запротестовала Флора, но Алекс покачал головой.

– Моя мать умерла, потому что не могла меня любить. Отец ненавидит меня. Моя мачеха… Во мне есть что-то гнилое…

– Нет! – Флора встала на колени на постели и обняла Алекса. – Я люблю тебя, мои родители обожают тебя. Господи, даже Минерва по-своему тебя любит…

Но он не слышал ее: голос его звучал слабо, лицо было бледным, словно выточенным из мрамора.

– Ты тогда смотрела на меня с такой надеждой, словно чего-то ждала. Но мне нечего было дать тебе – все забрала Криста, словно какой-то демон-суккуб, отнимая у меня по кусочку от моей души каждый раз, когда мы с ней занимались сексом. Целуясь с теми девчонками на катке и встречаясь с женщинами сейчас, я не чувствую ничего. Я не могу испытывать любовь. Именно поэтому я предупредил, чтобы ты держалась от меня подальше. Во мне не осталось способности любить.

Флора начала покрывать поцелуями глаза, щеки, подбородок Алекса.

– Это не так. Я знаю, – шептала она, прижимаясь губами к его холодным губам.

Алекс сначала молчал, а затем вдруг из его груди вырвались рыдания, и он начал целовать Флору в ответ: жадно, так, словно тонул, а она была глотком свежего воздуха. Они крепко сжимали друг друга в объятиях, и Флора уже не могла точно сказать, кто кого спасает: она Алекса, или он ее. Да и какая разница!

Алекс сразу почувствовал, что Флора проснулась. Она не пошевелилась, не заговорила, но он понял: она уже не спит. Всю ночь он смотрел на нее, охраняя ее сон, словно верный рыцарь. А теперь ее медленное глубокое дыхание участилось, тело напряглось. Наверное, она сейчас думает о том, что случится с ними при свете дня, что принесет им реальность после ночи страстных ласк, откровений, излияний чувств.

Алексу тоже хотелось бы это знать. Он понимал, как должен поступить, но как же хотелось, чтобы все было по-другому!

– Будешь допивать теплое шампанское или сварить тебе кофе?

– М-м-м… – Флора села в постели, откинула с лица длинные кудри, потерла глаза, словно маленькая девочка и удивленно взглянула на Алекса. Тот уже встал, привел себя в порядок. На нем были его футболка и штаны от спортивного костюма. – Про шампанское – ты это всерьез?

– Жалко его выбрасывать, – поддразнил Алекс, стараясь говорить беззаботным тоном. – Да нет. Шучу, конечно. Вот если бы оно было холодным – тогда другое дело. В холодильнике есть яйца. Мы можем приготовить яичницу, или хочешь вернуться в отель? Время еще есть – я позвонил твоему инструктору и сказал, что ваше занятие сегодня будет чуть позже.

– Чуть позже? – Флора откинулась на подушки. – А я планировала провести весь день в спа-салоне. Ночью я почти не спала… – Она запнулась и залилась румянцем.

– Не забудь, что нам еще предстоит спуск к отелю.

– А мы не можем остаться в этом коттедже навсегда? – В голосе Флоры прозвучали печальные нотки.

Грудь Алекса сдавило от внезапного желания и в самом деле провести тут с Флорой всю жизнь – лишь он и она, да еще огромная кровать и запас шампанского, а реальный мир – где-то там, далеко от них.

Он вздохнул, отгоняя соблазнительные мысли, и возразил:

– А что же мы будем делать, когда закончится еда? Охотиться на белок и готовить их в печи?

– Белками не наешься.

– Тогда нам лучше вернуться в настоящую жизнь. Извини.

Флора протянула к нему руку. Алекс ощутил порыв сделать вид, что не заметил этого, но его влекло к Флоре – больше он был не в силах отвергать ее. Он медленно подошел к кровати и сел на край.

– Значит, мы теперь делаем вид, что ничего не было. – Флора произнесла это без вопросительной интонации, но было ясно: она ждет ответа Алекса. Неужели она надеется, что он изменит свои изначальные намерения?

– Так лучше всего, правда? Не нужно все усложнять.

Ему достаточно лишь протянуть руку и коснуться Флоры. Их разделяют считаные дюймы смятой белой простыни. Но с таким же успехом это могли бы быть метры, мили, океаны. Что, если простое прикосновение Флора расценит как поощрение, как объяснение в любви?

Он не станет этого делать. Не имеет права. Если он позволит тлеющему в сердце Флоры чувству разгореться в яркий костер – все пропало.

В голове снова зазвучали слова отца: «Ты пачкаешь в грязи все, к чему прикасаешься. Ты мне отвратителен!»

Алекс понимал, что если потеряет Флору, то не перенесет этого.

Она ласково дотронулась до его руки:

– О чем ты задумался?

– Я не хочу, чтобы ты меня возненавидела.

Глаза Флоры сверкнули.

– Я никогда бы не смогла возненавидеть тебя, – вскинулась она. – Да и с чего? Из-за того, что между нами произошло? Ты же ясно дал понять, что речь идет лишь об одной ночи. Не превращай все в мелодраму. Это был всего лишь секс. – Но она произнесла это, отведя взгляд, и уточнила: – Хороший секс. Но я не собираюсь уйти в монастырь из-за того, что мы больше не повторим этот опыт.

Хотя ее слова, казалось, должны были успокоить Алекса, этого почему-то не случилось. Разве не их он хотел услышать? Ему нужно лишь сварить кофе для Флоры и проводить ее до отеля – больше она ничего от него не ждет. Нужно отпустить ее к кому-то более достойному. А он? Что будет с ним? Ну, может, станет чуть мудрее выбирать себе подруг и не так часто, как прежде.

От этих мыслей что-то сжалось в груди.

Флора села в постели, придерживая у груди простыню.

– Нам ведь нужно как-то изображать пару до конца этой недели. Что ты собираешься делать? Заявишь Камилле, что мы поссорились, и вернешься в свою комнату? Я хочу сказать… Ты же не собираешься провести оставшиеся три ночи на том диване? А если…

– Что? – Пульс Алекса застучал чаще.

– В конце концов, мы ведь как бы влюбленная пара…

– Флора!

Она торопливо добавила:

– Те же правила: никаких ожиданий, никаких обязательств. Что случилось в Инсбруке, тут и останется. Ну серьезно, ты не можешь спать на диване. Мы ведь не хотим, чтобы Камилла что-то заподозрила. А если ты и я будем соблюдать наши правила, ничего плохого не случится.

– Ведь мы в канун Рождества отправимся в дом твоих родителей. Разве они не догадаются?

– Как? Мы же пообещали друг другу: ничто не разрушит нашу дружбу. Да и к тому моменту, когда мы покинем Инсбрук, наши новые отношения окончатся. Может, ты и прав: если бы между нами возник роман, когда мы были подростками, он бы навсегда нас рассорил. Но теперь мы стали старше и мудрее. Я считаю, что мы задолжали себе самим несколько дней сумасшедшей страсти.