– Надо же! – ухмыльнулся Джош. – У Эйвери Джейкобс есть скелеты в шкафу?

– Они есть у всех. А с тобой, получается, почти все темы закрыты, раз о прошлом ты говорить не хочешь.

– Спрашивай. Даже если я не смогу ответить сразу, обещаю, что отвечу потом.

Я немного подумала.

– Почему ты переехал в Филадельфию?

– Дед пристроил меня в службу «Лайф-Нет».

Я кивнула:

– Он здесь живет?

– Жил некоторое время после того, как женился на бабушке. Потом она забеременела, и они уехали в Эбботстаун. Но у него остались кое-какие связи, и он сказал, что это место мне подходит.

– Почему?

Джош поморщился:

– Потом.

Я кивнула.

– Ты всегда был таким… харизматичным?

– Милая формулировка. Знаешь, раньше мне не приходилось этого стесняться, но сейчас ты меня вроде как смутила…

– Нечего смущаться. Я тоже не девственница.

– Правда?

По выражению его лица ничего нельзя было понять. Сделав вид, что от этого вопроса мне просто стало скучно, я вздохнула:

– Боже мой! Мне двадцать четыре года. Ты знаешь хоть одну девственницу в таком возрасте?

– Ты, например.

Я хмыкнула.

Джош уселся поудобнее и спросил:

– Тогда сколько их было?

– Черт возьми! Ты издеваешься? Разве у женщины на втором свидании спрашивают, со сколькими мужчинами она спала?

– Если называть это свиданием, то мне за себя стыдно. Мы просто проводим вместе время, чтобы… получше узнать друг друга. Пока я узнал только одно: мне нравится, когда ты ругаешься. У тебя это получается очень сексуально.

– Хорошо. Мой папа любил крепкое словцо. «Черт побери!» – было первым предложением, которое я произнесла.

– Так сколько?

– Сначала ответь сам.

– Не знаю, – честно сказал он.

– Если будешь жульничать, я не играю.

Он рассмеялся:

– Клянусь богом, не знаю. Ну, может быть, сорок с чем-то. Может быть.

– Тогда ты ходячее пособие по венерическим заболеваниям.

– Ничего подобного. Я самый безопасный из всех мерзавцев, которых ты встречала. Проверяюсь каждые три месяца, как часы.

– Скорее, как проститутка.

Джош разинул рот:

– Эй, полегче!

– Да уж, легкости тебе точно не занимать, – парировала я и призналась: – Двое.

Улыбка исчезла с его лица.

– Двое.

– Да. А что?

– Ну, не знаю, – нахмурился он. – Понимаю, насколько это нелогично, но мне неприятна мысль о том, что ты была с кем-то другим.

– Правда? Мое однозначное число тебя напугало?

– Да. Кто они? Может, я захочу полазить по их страницам в «Фейсбуке».

– Имен ты не получишь. Просто смирись с тем, что невинность я уже потеряла.

Его брови почти совсем сошлись на переносице.

– Нет. Это меня просто бесит. Я все равно буду думать о тебе как о девственнице.

Я закатила глаза:

– Только не говори, что ты из тех парней, которые переспали с половиной города, а от женщины ждут непорочности.

– Вовсе нет. Просто начинаю понимать, что, кажется, я ревнивый.

– Откровенное заявление!

– А разве мы не договорились быть откровенными?

– Вроде договорились, – сказала я. – Что в шкафу? Почему он заперт?

Джош бросил взгляд на дверцы и ящики, покрытые облезающей белой краской, и, подумав, ответил:

– Здесь я держу спиртное. Для экстренных случаев.

– Какие случаи ты считаешь экстренными?

– Моя мама алкоголичка. – Он опять посмотрел на шкаф. – Поэтому я лазил туда только дважды за все время, что живу здесь. Оба происшествия были связаны с детьми. Первый раз я выпил стопку виски после того, как полуторагодовалый ребенок погиб при столкновении машины с поездом. Это было в мае. А в прошлом месяце я опрокинул две стопки после случая с автобусом.

Я нахмурилась:

– Помню. Я сама тогда так напилась… А ты ограничился двумя стопками?

Джош пожал плечами:

– У меня правило: пить только в барах. Звучит глупо, я знаю, но у мамы все началось именно с домашних возлияний.

– Нет, это как раз очень разумно.

Джош посмотрел мне в глаза, и мне показалось, что ход нашей беседы ему нравится. Снизу позвонили. Джош встал, подошел к маленькому серебристому квадратику на стене возле двери и, нажав черную кнопку, открыл подъезд. После этого достал кошелек, разговаривая со щенком, резвящимся у его ног. Через несколько секунд в дверь постучали, Джош открыл.

Джереми из китайского ресторанчика зашел в холл, передал Джошу еду и, выглянув из-за его плеча, помахал мне. Я помахала в ответ.

– Спасибо, старик, – сказал Джош.

– Коко просила передать, чтобы ты постарался не облажаться.

– До свидания, Джереми.

Джош закрыл дверь и, скинув туфли, снова сел на диван.

– Пока у тебя два попадания из двух. – Я открыла большой белый пакет и заглянула в коробочку с лапшой. – Два замечательных вечера.

– Два лучших вечера за все время, что я живу в Филадельфии.

Я сжала губы, чтобы сдержать идиотскую улыбку, и кивнула, уставившись на контейнер с едой.

– Теперь моя очередь спрашивать, – сказал Джош. – Что ты еще не любишь, кроме Рождества и людей, которые болтают в кино?

– Встречаться с засранцами, – ответила я, не раздумывая.

– Это я тоже учту.

Вода капала с моего подбородка, голова опущена, руки вцепились в колени. Пытаясь восстановить дыхание, я считал про себя: «Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь… Черт, да не раскисай же! Девять. Десять».

Нам удалось спасти малыша, упавшего в бассейн возле дома, и теперь моя грудь болела от тяжести воспоминаний: вместо темноволосой головы спасенного мальчика перед глазами всплывали кудряшки сестры. Я потер ладонью мокрую рубашку, стараясь успокоиться. Мать ребенка обвила руками мою шею и, насколько я уловил при своем скудном знании испанского, поблагодарила меня за спасение сына.

Снова переживая прошлое, я едва заметил, как Куинн оттащил женщину прочь от меня. Голос напарника то исчезал, то прорезался, как звук неисправного радио. Его фонарик светил мне в лицо, точно фары грузовика, несущегося прямо на меня. От этого я вспомнил милое лицо и мягкие руки Эйвери.