Марк вдруг подумал, какой была Кристина, когда стала взрослой? И вообще, стала ли она взрослой? Ей было двадцать шесть лет, однако возраст ничего не значил. Мысленно Марк по-прежнему видел сестру такой, какой она была, когда он покинул дом, – одержимую симпатичными мальчиками, поп-музыкой и школьными сплетнями. Он помнил, как она плакала, когда он уходил из дома, и как он обещал вернуться и навестить ее, помнил прикосновение ее рук, когда она на прощание стиснула его в объятиях…

Марк заплакал.

Он сердито отер слезы, глубоко вздохнул, надел рюкзак и пошел. Как ему было хорошо известно, на его месте большинство людей захотело бы кому-нибудь высказаться, поплакать в чью-то жилетку, однако Марк был рад тому, что рядом с ним никого нет. Он считал горе сугубо личным чувством, которым не нужно ни с кем делиться. В настоящий момент Марк не хотел забивать себе голову чужими заботами: не промочит ли он своими слезами новую рубашку, не отрывает ли человека от важной встречи, не опаздывают ли из-за него на обед, не ведет ли он себя чересчур эмоционально или, наоборот, чересчур спокойно. Сейчас ему нужно было побыть наедине с собой, чтобы почувствовать то, что он должен был почувствовать, без того, чтобы кто-то посторонний влиял на его чувства.

Мимо пронеслась машина, и под ноги Марку шлепнулся наполовину полный бумажный стаканчик из «Макдоналдса», забрызгав ему штанины джинсов кофе. Он успел расслышать презрительный смешок водителя.

– Козел! – в сердцах пробормотал Марк.

И все же это происшествие вернуло его в реальный мир, и он был признателен этому.

Задумавшись на мгновение, Марк быстро перешел на противоположную сторону шоссе и, повернувшись лицом к потоку машин, поднял большой палец. До сегодняшнего утра он направлялся на юг Калифорнии, намереваясь найти работу на стройке в Лос-Анджелесе, но теперь собирался сделать то, что должен был сделать еще давным-давно.

Марк принял решение вернуться домой.

«Лендровер» ехал по шоссе номер 60. Водитель молчал, а Марк продолжал мысленно мусолить то, что его сестры нет в живых. Ночевал он в пустыне неподалеку от Куартзайта, и хотя он ожидал, что проведет без сна всю ночь, глядя на звезды, он заснул практически сразу же, как только забрался в спальный мешок, и проснулся только тогда, когда над горами появился краешек солнца.

Его Силы иссякали. До тех пор пока была жива Кристина, до тех пор пока существовала эта кровная связь, Марк мог подпитываться от нее, но теперь Силы иссякали с каждым часом. Сейчас от них оставалась только слабая пульсация, но скоро не станет и ее. Марку уже приходилось пользоваться собственной памятью, полагаться на свои мысли и догадки. Для него явилось большим разочарованием обнаружить, насколько он зависит от Сил, какую значительную его часть они составляют, и вот теперь, когда они таяли, он чувствовал себя более одиноким, чем когда-либо в жизни, как будто у него отняли какое-то из чувств – зрение или слух.

До сих пор он даже не отдавал себе отчет, как часто пользовался Силами.

В этом было нечто пугающее.

Вероятно, Марк не сел бы в эту машину, но он вдруг обнаружил, что не может определить, что представляет собою водитель.

Похоже, дни его путешествий на попутных машинах закончились. Однако главной потерей была Кристина. Отсутствие Сил являлось не более чем неудобством. Смерть Кристины была трагедией.

«Лендровер» ехал в Финикс. Безликие умирающие городки сменяли друг друга: пустые здания из шлакоблоков стояли так редко, что трудно было определить, где заканчивается одно поселение и начинается следующее.

За окном промелькнул заброшенный магазин. Выцветшая розовая краска на грязном стекле витрины провозглашала: «Тотальная распродажа! Полная ликвидация товара!» Перед магазином стояли на блоках машины без колес, обнажив ржавую подвеску, корпуса были помяты до неузнаваемости.

Белый крест на краю выжженной пустыни обозначал место гибели какого-то водителя. Увидев его, Марк вдруг задумался, а кто взял на себя все хлопоты по организации похорон Кристины? Интересно, Биллингс еще там? Остался ли работник после смерти обоих родителей? Или же Кристина отпустила его на все четыре стороны? Были ли у сестры подруги? Быть может, именно они обо всем позаботились.

Марк очень надеялся на то, что не опоздает. Он хотел успеть на похороны. А если похорон не будет, если власти округа или управление социального обеспечения просто погребут тело, Марк намеревался исправить это и достойно проводить сестру в последний путь.

Кристина этого заслужила.

Марк закрыл глаза, убаюканный жарой, молчанием водителя и равномерным движением «Лендровера». Он мысленно представил себе образ Кристины, такой, какой он видел ее в последний раз: шорты и маечка, светлые волосы, длинные и прямые, брекеты на зубах, сверкающие в солнечных лучах, в глазах слезы, за спиной родительский дом…

Дом.

Марк редко вспоминал о доме, старался вообще о нем не вспоминать. В детстве он смотрел по телевизору фильм «Гигант», и его тогда жутко напугало, как та вилла в готическом стиле была похожа на дом, в котором жила их семья. Как и дом из кино, их жилище стояло в полном одиночестве на плоской пустынной равнине – темный островок в бескрайнем ржаво-буром море. Два этажа и мансарда, терраса вокруг всего строения, потемневшее от времени дерево и постоянно закрытые ставнями окна, высокие фронтоны и чугунные флюгера создавали впечатление возраста, солидности, старинной авторитарной власти. Здание выглядело устрашающе, и оно неизменно пугало школьных друзей Марка, которые в ужасе таращились на него широко раскрытыми глазами, приближались к нему осторожно, с трепетом и едва скрытым страхом, – в отличие от дома из кино, к которому, несмотря на его внешний вид, относились как к чему-то совершенно обычному.

Фильм тревожил Марка. Не то чтобы это был традиционный фильм ужасов – наоборот, легкая эпическая драма с комедийными оттенками, – но зловещий образ мрачного дома вселял страх. Где-то в середине фильма внутреннее убранство дома полностью переменилось, и это было совсем неплохо. Светлые стены и современная мебель выглядели фальшивыми, искусственными, что помогло Марку отделить дом из кино от своего собственного.

А его отцу фильм очень нравился.

Марк еще в глубоком детстве чувствовал, что его родители не такие, как все. Они не поддерживали тесных контактов с обитателями соседних ранчо, живущих в городке Драй-Ривер, общаясь только с Биллингсом, работником отца, да со старинными друзьями и родственниками, изредка приезжавшими с Востока. Даже когда Марк пошел в школу и у него появились свои друзья, его не покидало ощущение, что родители этого не одобряют, что, будь их воля, они не пускали бы в дом никого постороннего, – а друзья Марка не имели ничего против этого, поскольку дом внушал им ужас. В конце концов дело кончилось тем, что Марк почти все детство провел в домах чужих людей, выдумав себе несуществующую семью, о которой он рассказывал знакомым, частенько прибегая к откровенной лжи, чтобы представить своих родителей более нормальными. Со временем его личная мифология расширилась, включив в себя Кристину.