Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорош флотский борщ, Егорка? – подмигивал ему боцман. – Наваристый? Луковку бы к нему, хлебца да чеснока головку!
Егорка собирал грибы в лесу, перевязывал матросам раны, подкладывая под ржавые бинты комочки очень полезного мха, – ему это боцман подсказал.
И еще он объяснил Егорке, как поставить на шлюпке парус. И как им управлять.
– Под парусом быстро добежим.
Двое суток прошли. Снова вышли в море. И болтались в нем почти месяц. За это время их трепал шторм, заливало ледяным дождем, дважды шлюпку чуть не опрокинуло шквалом. Но они все выдержали под командой своего юного капитана.
Питались в основном рыбой, которую неустанно ловил Егорка, привязав конец удочки к корме. Блесна так и тянулась за ними постоянно, и время от времени какая-нибудь рыбина на нее соблазнялась. Если попадался островок, Егорка обшаривал его, собирал грибы и ягоды. Скудно, конечно, но продержались.
…И однажды на рассвете показался берег. Наш, родной. В шлюпке только Егорка держался на ногах – раненые совсем ослабели, недвижно лежали на сланях и безучастно смотрели в небо.
– Держи прямо, – хрипло командовал боцман Егорке. – Сбрось парус. Садись на весла – здесь камня под водой много.
Егорка греб из последних сил.
С берега их заметили. И… открыли огонь. Вокруг шлюпки заплясали фонтаны разрывов.
– Сигналь, Егорка, – прохрипел боцман. – Семафорь флажками. Зря я тебя учил? – И он протянул Егорке носовой платок.
Егорка выхватил из кармана свой платок и встал во весь рост на маленькой носовой палубе. Сосредоточился.
Шлюпку раскачивало, Егорка с трудом держал равновесие. И от качки, и от слабости.
– Сигналь: «Отставить огонь!» – хрипел боцман. – «Отставить огонь!»
Егорка замахал платками. И тут же прекратилась стрельба. От пирса отвалил катерок и помчался им навстречу. Подошел вплотную, легонько стукнулся носом в борт шлюпки.
Матрос с катера протянул Егорке руки. Тот упал на них и потерял сознание…
За этот подвиг Курочкин Егор Иванович был награжден Золотой Звездой Героя. И вручил ему этот самый почетный орден вместе с золотым кортиком сам командующий Северным флотом на палубе флагманского крейсера. Под орудийный салют и звуки гимна…»
Тут воспоминания адмирала прервал дверной звонок. И ворвалась небольшая стая гимназистов. Некоторых из них мы знали. И учились когда-то вместе, да и живем в одном микрорайоне.
Они все были одеты в свою форму, как в старое время, еще до революции, и были похожи на кадетов. Шустрые, бойкие, веселые.
Двое из них, без всяких вежливостей, рванули на кухню выгружать сумки с продуктами. Еще двое стали приставать к адмиралу, чтобы вымыть окна.
– А то они у вас паутиной заросли.
– Это не паутина, – отбивался адмирал, – это трещинки. Да и нельзя в такой холод окна мыть.
В общем, группа поддержки. Нам с Алешкой здесь делать нечего. Мы чужие на этом празднике жизни. Подозрительном празднике.
Мы незаметно вышли на лестницу, а в квартире все слышалось:
– Мы и вашу собачку будем выгуливать!
– Да нет у меня собачки!
– Мы вам и собачку достанем!
– И бегемота, – проворчал Лешка, когда мы спускались по лестнице.
После уроков Семен Михайлович объявил общий сбор старшеклассников в актовом зале. И сказал длинную речь, из которой мы ничего, кроме того, что мы оболтусы и ветрогоны, не поняли. Начал он с одного, а закончил речь совсем противоположным.
Вначале он говорил о том, что мы все очень неинтересно живем в свободное от учебы время.
– В мои школьные годы мы занимались в кружках, пели песни у костра, собирали металлолом и строили из него самолеты.
– И летали на них? – спросил кто-то из последнего ряда.
Семен Михайлович этот ядовитый вопрос пропустил мимо ушей.
– Мы помогали старшим. О старичках заботились. Кололи дрова, носили воду из колодцев, поливали огороды…
– А у нас дрова кончились, – пожаловался кто-то.
– А у нас колодец высох.
– А у нас огород отобрали.
– А у нас в доме ни одного старичка нет. Одни старушки.
Семен Михайлович шлепнул ладонью по столу:
– Отставить разговорчики! Слушать сюда! Никто вас не просит таскать дрова и колоть воду. Заговоришься тут с вами. Сами ищите применения своим юным силам. Вот в гимназии нашли! Взяли шефство над ветераном войны. Помогают ему в быту. Окружили заботой. А вы кого-нибудь окружили заботой?
– Я бабушку свою хотел окружить, – похвалился кто-то. – Только она в Одессе живет. Никак не окружается.
Семен Михайлович грозно сверкнул очами из-под густых бровей.
– Вот Оболенские… Нашли нам адмирала. Пригласили на наш вечер. И что? Отбили у них гимназисты адмирала. Окружили его заботой. Даже его собачку выгуливают.
– Нет у него собачки, – сказал кто-то. Кажется, я.
– Будет! – твердо и решительно, шлепнув в стол ладонью, выдал Семен Михайлович. – Мне директор гимназии говорил: наши дети – наше будущее. И я с ним согласен. И хочу, чтобы и наши дети стали нашим будущим. Светлым и радостным.
В общем, мы никак не могли понять – чего же хочет от нас наш боевой директор? По-моему, он и сам еще не очень-то определился. По-моему, он очень завидовал, что у соседних гимназистов есть все, а у нас – ничего. Даже наш стадион, когда строили гимназию, весь порушили и захламили.
И, кажется, я не ошибся.
– Вы посмотрите, какой порядок у них на территории. Чисто, аккуратно. Как в казарме 176-го мотострелкового полка, когда я им командовал.
– Так у них – три дворника и мусорная машина, и поливалка.
– А вам, значит, тоже лакеи нужны? Вам самим, молодым, красивым и сильным, не по пупку стадион привести в порядок. Вам же это нужно!
Тут он попал в точку. У нас многие ребята любят спорт. И хотят заниматься. Но негде. На футбольном поле – обломки бетонных блоков, баскетбольная площадка завалена старыми трубами, в яме для прыжков – битый кирпич, турник и брусья безнадежно погнул какой-то самосвал во время строительства.
Словом, идея Михалыча многим пришлась по душе. Договорились устроить субботник.
– Я сам выйду с лопатой! – пообещал директор.
– А я с совочком, – сказал кто-то. – Сестренка даст на время. Она в субботу в детский сад не ходит.
Семен Михайлович посмеялся вместе со всеми, а потом строго напомнил:
– Однако главное для вас – учеба. Про нее не забывать ни во сне, ни наяву. Ни в будни, ни на субботниках.