— Помнишь, я рассказывал тебе про своего брата?

— Про какого из двух? — не к месту съерничала Барбара и тут же пожалела об этом.

Джейк грустно улыбнулся:

— Про родного и единственного. Который в тюрьме.

— Да. Извини.

— Год назад он подавал ходатайство об условно-досрочном, и ему было отказано безо всяких на то причин. Понимаешь, родственники погибшего не возражали, но судья все равно отказал в досрочном! Через неделю у брата повторное слушание — и если в этот раз ему откажут… Он по дурости насолил кое-кому в тюрьме. Нельзя ему там оставаться. Я максимально ускорил процесс — и если дело не выгорит, — Джейк остановился, переводя дыхание: — Если дело не выгорит, ему не жить. Его прирежут…

— Как это — прирежут? Неужели нельзя предупредить начальника тюрьмы, объяснить ему ситуацию? — Барбара поймала взгляд Джейка и умолкла.

— Факты такие, — мрачно процедил он. — За решеткой ему оставаться нельзя. Но повторное слушание будет вести тот же проклятый судья. И он снова откажет в досрочном.

— Почему? — попыталась возразить Барбара. — Почему ты в этом уверен?

— Да потому, твою мать! — Джейк выругался, но тут же понизил голос. — Потому что я изучил всю его гребаную жизнь в попытках найти какие-то рычаги воздействия. Он не человек, он долбаный робот, озлобленный на весь мир. Ему пригрозить даже нечем. У него нет богатых тачек и квартир, он не женат, бездетен. Даже друзей у него нет! Ему вообще ничего не страшно, Барби, и это пугает меня до усрачки, потому что в этой ситуации я бессилен.

Повисла тишина. Из-за ширмы доносилось невнятное бормотание посетителей.

— Этот судья, — продолжил Джейк, — всегда выносит самые жесткие приговоры. Как его до сих пор не пристрелили, не пойму.

Они одновременно подняли глаза, сцепившись взглядами. И одновременно потупились.

— У тебя же есть решение, — после долгого молчания произнесла Барбара. — Ты знаешь, что нужно сделать?

— Я знаю. Только толку от этого никакого. Я крупно засветился, Барби. Поругался с ним при свидетелях, наговорил угроз. Тупой придурок. Знаю, что совершил глупость, но просто не смог сдержаться. Если с судьей что-то случится — как раз перед слушанием по делу моего брата — первое подозрение упадет на меня. Проклятие. — Он с остервенением запустил пальцы в волосы и какое-то время сидел, не шевелясь и не произнося ни слова.

Собственные мысли — одна циничнее другой — напугали Барбару. Она тряхнула головой, надеясь, что сейчас проснется в своей постели, разогреет сэндвич с тунцом и помчится в спортзал, как делала сотню раз до этого. И не будет ни бросающихся под колеса пешеходов, ни странных незнакомцев, сдвигающих грани ее персональной вселенной, ни диких мыслей о поступках, которые она никогда не посмеет совершить. Или посмеет?

— Поехали к тебе.

Джейк поднял голову.

Барбара добавила:

— Тебе нужно поспать и протрезветь. А мне — спросить твоего Будду кое о чем.

— Не смей просить его о помощи, — сердито предупредил Джейк. — Это не его заботы.

— И не собиралась. — Барбара встала и протянула ему руку. — Пошли. Ты уже и так достаточно выпил сегодня. И кстати, что это за место такое, а?

Похоже, Джейк здорово выдохся и перебрал, поскольку отрубился сразу же, едва Барбара с Буддой довели его до комнаты и уложили в кровать, заботливо накрыв одеялом.

Шел четвертый час ночи, но Будда выглядел бодро — и Барбара, на удивление, тоже. Они вышли на веранду и долго стояли, вглядываясь в сумрачные очертания озера.

— Расскажи мне, — попросила она.

— О чем?

— Об этом твоем, — она повела плечом, — способе быть счастливым и получать то, что хочешь. Ты говорил, что долгое время испытывал неудовлетворенность?

Будда оторвал взгляд от озера и повернулся к девушке:

— О, неудовлетворенностью мои проблемы не исчерпывались. Я испытывал массу неприятных эмоций — страх, беспокойство, гнев… Я злился на все и всех: на собственную судьбу, личные качества, скорость, с которой шел, и даже на устройство мира. Мне всегда хотелось чего-то большего, но я не знал, как этого достичь.

Он сделал паузу, подбирая нужные слова.

— Мне хотелось меняться, но я не знал как. И тогда я начал пробовать все подряд. Все духовные практики, все психологические методы саморазвития, какие только попадались под руку. Я попытался медитировать, но первые попытки с треском провалились. Не знаю, как я не психанул и не бросил это дело сразу же. Я дал себе две недели. Решил, что если за две недели не почувствую облегчения, то оставлю эту затею. Я пытался корректировать мысли и эмоции, выключая привычный режим стресса, и вдруг, в какой-то момент… — Будда хитро улыбнулся. — Ты смотрела фильм «Начало» Кристофера Нолана?

Барбара кивнула.

— Помнишь фрагмент, когда горизонты меняют плоскость? Нечто подобное я испытал.

— Объясни. — Барбаре не верилось, что она всерьез спрашивает о чем-то подобном. Она всегда считала себя рациональным, далеким от мистики человеком.

— Такое невозможно объяснить. Это нужно прочувствовать самому. Представь состояние, при котором ты больше не ищешь ответов, потому что все ответы лежат на поверхности и предельно просты. Ты больше не ищешь учителей, но постоянно встречаешь тех, у кого можешь чему-то научиться. Тебя радует твое отражение в зеркале и вид из окна. Ты по-прежнему хочешь большего, но теперь у этого желания совсем другая основа. Тебя не рвет на части, ушла драма, ты доволен и благодарен, и большее — это лишь часть пути, который выстилает перед тобой Вселенная. Тебя не пугает неопределенность, ведь неопределенность — это миллионы вариантов. Ты строишь свою судьбу с радостью и спокойствием, но не берешь на себя ненужную ответственность, не решаешь за мироздание, не расписываешь будущее. Ты готов к любым сюрпризам — даже к неприятным. Не потому, что ты стал силен духом и готов к испытаниям. Потому что для тебя перестало существовать само понятие «неприятного» и «испытаний».

Это звучит невероятно. Но когда ты понимаешь, что ты — это чистая энергия — бесконечная и бессмертная, — то многое начинаешь воспринимать проще.

Будда умолк, снова повернулся к озеру и бросил в пространство, как если бы говорил сам с собой:

— В этой жизни можно абсолютно все, потому что это лишь маленькая часть нашего настоящего существования. Я предпочитаю воспринимать этот мир как игровую площадку, где в наиболее выгодной позиции оказывается тот, кто позволяет себе веселиться и экспериментировать.

Барбара потрясенно молчала. Короткая, но вдохновенная речь Будды заставила ее вспомнить, что именно так она сама и представляла себя в далеком детстве — как персонажа игры, правила которой никто не потрудился ей объяснить, а может, они и вовсе отсутствовали. Ей не нравилась собственная роль. Ей не нравился персонаж, в чьей шкуре она родилась. Только в детстве, как, впрочем, и потом, Барбаре не приходило в голову, что она вольна изменять своего персонажа любым способом, каким пожелает. Эта мысль — такая простая и очевидная — на мгновение лишила ее дара речи.