В качестве тяжелой артиллерии «сирены» подтянули начальство рангом повыше. Из кабинета вышла худенькая женщина в безупречном белом костюме. У нее были большие глаза, медные волосы и веснушки на вздернутом носике.

– Там настоящий рай, – сказала она. – Я отправляю в этот же тур свою маму. Ну так что? Решено?

– Решено. – Ей нельзя было не улыбнуться в ответ. На правой руке этой ухоженной женщины не было обручального кольца, и Руслан вдруг подумал, что было бы неплохо увидеть ее еще раз.

– Какой вы заботливый брат! – хором пропели славу «сирены», и Обухов чуть не лопнул от удовольствия.

Он уже третий год подряд отправлял Элю в экзотический тур и твердо решил делать это каждый год. Это было то, в чем он сам себе поклялся. Он чувствовал вину перед сестрой и хотел ее искупить во что бы то ни стало. Но так устроен мир, что одна вина всегда влечет за собой другую.

Самолет поднялся в воздух. Обухову не хотелось уезжать. Ему уже звонили с работы несчетное количество раз. Наконец он украдкой отключил телефон и пошел в бар, где было тихо и прохладно. Уговаривая себя, что, мол, не замечаю, куда иду, так, иду куда глаза глядят, он дошел до ресторана – там было прохладно и пусто. Сел за столик, заказал салат и коньяк и тут же вспомнил, что обещал Эле не пить, особенно за рулем. Пришлось довольствоваться апельсиновым фрешем.

– Извините? – сказал кто-то рядом с вопросительной интонацией.

«Наверное, официантка решила, что пора сменить пепельницу, или хочет предложить что-нибудь посущественнее сока», – подумал Руслан. Но рядом со столиком стояла та милая женщина из туристического агентства. Руслан сразу вспомнил, что видел ее у стойки регистрации, но не узнал. Когда он видел ее в первый раз, на ней был строгий деловой костюм, и волосы были гладко зачесаны. Теперь она была одета в платье, а медно-рыжие волосы рассыпались по плечам легкими волнами. Такой она понравилась Обухову еще больше.

– А, это вы, – сказала она натянуто.

Она подошла неслучайно – тоже, должно быть, узнала его в очереди и теперь решила познакомиться получше. Вокруг было сколько угодно пустых столиков, но она-то подсела к нему. Это что-то да значило.

– Проводили маму?

– Что? Да. Надеюсь, все будет хорошо. Очень волнуюсь.

– Может быть, выпьем чего-нибудь? Для снятия стресса?

– Хорошо бы «Мартини».

Быть может, тому виной был так называемый синдром попутчика, но они сразу, если можно так выразиться, включили третью скорость. Маргарита охотно говорила о себе, как могут делать очень открытые и искренние люди: она москвичка, живет с мамой. Была замужем, но развелась и не думает, что когда-нибудь еще раз выйдет. Мама больна, проблемы с позвоночником.

– Когда есть о ком заботиться, жизнь приобретает смысл, правда?

Люди часто говорят подобные банальности, потому что им от этого легче. Но на этот раз Руслан согласился.

– А вы… заботитесь о своей сестре?

Это было плохо замаскированное любопытство, и Руслан рассмеялся.

– Она сама в состоянии о себе позаботиться. Но я отправляю ее на отдых. Что-то вроде традиции. – И, чтобы она не трудилась, изобретая новые намеки, продолжил: – У меня больше нет никого родных. Только Эля. И женат я не был, и детьми пока не обзавелся, так что заботиться мне больше не о ком. Но я с вами согласен – это придает жизни смысл.

Они поговорили еще немного, а потом Маргарита вдруг спохватилась:

– Слушайте, что же это! Я болтаю, болтаю, а мне ведь необходимо ехать на работу!

– Там без вас, конечно, все пойдет кувырком, – с усмешкой заметил Руслан.

– Нет, но все же… И я еще выпила! Как я сяду за руль? Нет, вы определенно плохо на меня влияете!

– Это я еще не старался, – ухмыльнулся Руслан. – Вопрос решаем. Давайте я вас отвезу. Я-то не предавался безудержному пьянству посреди бела дня.

– Нахал! – Она кинула в него салфеткой.

Все, что у другой получилось бы глупо и вульгарно, выглядело уместно и мило в исполнении этой маленькой женщины. И Руслан не мог бы поверить, что она никогда не садилась за руль после пятидесяти граммов «Мартини». Тем лучше.

– Я отвезу вас на вашей машине. А за своей приеду потом. Устраивает такой вариант?

– Какая жертва! Я этого не забуду, обещаю.

Маргарита сдержала свое обещание.

И потом, ночью, когда Руслан целовал ее тонкие ключицы, ее прохладную грудь и теплую впадинку под горлом, она все отстраняла его голову, все глядела весело и вопрошающе, точно хотела спросить – как все это вышло? Почему они здесь вместе, почему ее дыхание так же горячо, как и его? Но ему нечего было ей ответить, и он просто закрыл глаза. А когда открыл их, за окном вспыхивали красные, зеленые, синие цветы – где-то пускали фейерверки. Искры и всполохи отражались в глазах Маргариты. Упругое «бам-м» доносилось до слуха спустя секунду, тут действовал тот же непреложный закон, что и во время грозы. И, должно быть, согласно тому же закону Руслан проснулся на рассвете, обливаясь ледяным потом, томясь знанием какой-то уже свершившейся, неисправимой, ужасной беды, и это было не обычное явление грустного зверя. Через несколько минут зазвонил телефон, зазвонили сразу два телефона, его и Маргариты, и им сообщили то, что Обухов уже знал самым дном души, – самолет потерпел крушение при заходе на посадку, зловещий фейерверк расцвел над океаном, все пассажиры погибли.

* * *

Когда у человека горе, горе огромное, неподъемное, ему лучше быть в каком-то незнакомом краю, иначе все предметы, вещи, даже сам воздух станут ему врагами и будут безжалостно напоминать об утрате. И лучше всего человеку быть тогда рядом с чужими людьми, не готовыми к участию, чтобы они не дали ему почувствовать всего значения его потери… В этом смысле некое место, куда привезли Обухова с Маргаритой, представлялось идеальным, хотя на самом-то деле место было препаршивейшее, чего там. Какой-то большой холл, слишком ярко освещенный, по которому беспорядочно были расставлены стулья, скамьи и какие-то офисные щегольские кресла – Руслан увидел мужчину, сидевшего в таком кресле, мужчина мучительно рыдал, мял руками лицо, как тесто, а кресло медленно вращалось вместе с ним… На это было невозможно смотреть. В одном углу был импровизированный медпункт, оттуда разило валерьянкой, нашатырем и еще какой-то дрянью. Люди тихо разговаривали друг с другом, то тут, то там слышались рыдания, и во всех углах разом видели высокую женщину. Она подходила к людям, трогала их понурые плечи пухлой, в перстнях, рукой и что-то тихонько спрашивала. Очевидно, это был психолог, говорят же в выпусках новостей, посвященных таким же трагедиям, что, мол, с родственниками жертв работают психологи… Но Руслану совсем не хотелось, чтобы с ним «работала» эта женщина с красивым сдобным лицом, с профессионально мягкими жестами! Единственный человек, с которым он мог бы, пожалуй, сейчас говорить, была Маргарита, но она, едва услышав страшную новость, стала подобна Лотовой жене, глаза ее остекленели, губы подернулись пленкой, а на щеках застыли белесые дорожки – от пролитых слез. Едва же они вошли, Маргариту обнял за плечи и увел от Руслана какой-то человек, и по тому, как привычно она ответила на его объятие, как свободно зарыдала, уткнувшись ему в грудь, Руслан понял, что это ее бывший муж. Став лишним ей, Обухов непостижимым образом стал лишним самому себе.