Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Федор Алексеев взглянул на часы: уже без четверти час. Ему пришло в голову, что через пятнадцать минут в госучреждениях начнется перерыв, и он сможет поговорить с одноклассницей и подругой Гетманчука. Он свернул в сторону парка, где находился областной архив. После беспросветных дождей погода, наконец, пришла в себя. Было жарко, но не безжалостно по-июльски, а по-августовски – сухо, мягко, приятно. На кленах появились первые желтые листья – визитные карточки Деда Мороза, как красиво сказал один автор. Они едва слышно шелестели, этот шелест вызывал легкую печаль, а также мысли о быстротечности времени…
Федор добрался до архива – старинного здания с колоннами – по широкой тенистой аллее, вошел в холодный мрачный вестибюль. Навстречу ему из-за стойки поднялась пожилая дежурная, взглянула вопросительно.
Федор поздоровался и спросил, как ему найти госпожу Климову.
– Ирочку Климову? – переспросила дежурная, не привыкшая, видимо, к обращению «госпожа».
– Да, Ирочку Климову, – ответил Федор. – Как, кстати, ее имя-отчество?
– Васильевна. Ирина Васильевна. А вы по какому делу? – Дежурная, не стесняясь, рассматривала его, и Федор понял, что коллектив в архиве спетый, дружный и тайн друг от друга у сотрудников нет.
– Мне посоветовали обратиться к Ирине Васильевне как к специалисту по истории города…
Не успел он закончить, как дежурная закричала:
– Ириночка! Тут к тебе пришли!
Федор обернулся и увидел женщину, которая спускалась по лестнице. Невысокая, с каштановыми волосами до плеч, в черном платье. Траур?
Он шагнул ей навстречу:
– Ирина Васильевна?
Она приостановилась, взглянула настороженно. Ему показалось, она испугалась.
– Мы не могли бы поговорить?
Она молча кивнула. Дежурная смотрела во все глаза, и Федор понял, что Ирина не хочет при ней ни о чем спрашивать.
– Можно в парк, – сказала она. – В будний день там никого нет.
Они вышли из мрачного вестибюля в яркий, солнечный день. Ирина спросила, повернувшись к нему:
– Вы из-за Славика… Станислава Витальевича? Вы следователь?
Федор неопределенно кивнул, рассматривая женщину Гетманчука. Невысокая, с темно-каштановыми волосами, с заплаканными глазами – карими, теплого рыжеватого оттенка, не накрашена. В черном платье, с черным же шелковым шитьем на груди. То, что женщина не накрашена, говорит о многом. То, что она приняла его за следователя, – тоже. Первое – о том, что она в трауре и свет ей не мил. Второе – о профессиональной привычке работать с документами: сортировать, индексировать, расставлять; она для себя решила, что раз было убийство, то открыто следствие – ищут убийцу, разговаривают с теми, кто был в орбите Гетманчука, устанавливают алиби. Она была в его орбите, поэтому с ней тоже должны говорить. И вот пришел следователь. Она не попросила Федора показать удостоверение – профессиональная привычка на сей раз пробуксовала, ей было не до того, она была выбита из колеи. Так он думал, но соответствовало ли это истине – кто знает? Мы ведь страшно субъективны в оценках и суждениях…
– Я видела его в тот вечер… В субботу… – Она с усилием сглотнула. – Он был у меня.
Федор кивнул.
– Он был моим любовником! – сказала она с вызовом.
И снова Федор промолчал, зная по опыту, что есть свидетели, которых не нужно понукать…
– Мы учились в одном классе, с первого по десятый. Встречались… Потом расстались. Встретились месяц назад, случайно… И вот…
– У вас сейчас перерыв на обед? – спросил Федор поспешно – ему показалось, она сейчас заплачет. Он не выносил и боялся плачущих женщин, при виде плачущей женщины на него находил ступор. – Я не представился. Меня зовут Федор Андреевич, можно Федор. Федор Алексеев. Тут есть кафе… Если вы не против.
– Да, кафе… – кивнула Ирина, и они свернули в сторону веранды под столетними вязами.
Уселись на белые пластиковые креслица, к ним тут же подошла девушка-официантка. Федор взглянул вопросительно.
– Мне кофе, черный, – сказала Ирина.
– Мне тоже и… какие-нибудь бутерброды, два, на ваш вкус, кофе и бутылку воды, любой.
В парке как-то по-особенному ощущались полуденный покой и безмятежность позднего лета; зеленое пространство под вязами было пронизано яркими солнечными пиками. Наверху возились, попискивая, птицы. На стол опустилось невесомое серое перышко.
– Вы уже знаете, что произошло? – спросила Ирина.
– Пока нет.
– Когда это… – Она не закончила фразу.
– Примерно в десять тридцать пять вечера в субботу, были свидетели, которые слышали выстрелы.
– Выстрелы? – слабо удивилась она.
– Да. Убийца два раза выстрелил в него из пистолета во дворе дома, где он жил. Прямо у подъезда.
– Он умер… сразу?
– Да. От кого вы узнали об убийстве?
– От Регины Чумаровой… Это хозяйка Дома моделей, мы с подругой были на показе в воскресенье.
– Регина Чумарова? – Федор не смог удержаться от улыбки. – Как она?
– Вы ее знаете?
– Имел удовольствие. Регину Чумарову знают все. А она как узнала?
– Ей позвонили по мобильному… Было около пяти или шести вечера. И рассказали… А она уже нам. Она сказала, что хорошо знала Славу, он приводил к ней жену.
– Понятно. Скажите, Ирина… – Он запнулся, вспоминая ее отчество.
– Можно Ирина.
– Скажите, Ирина, возможно, он говорил вам о своих проблемах, возможно, были угрозы, телефонные звонки, какие-нибудь конфликты – словом, то, что могло бы оказаться важным… теперь.
Она невесело задумалась.
– Нет, кажется. Не помню.
– А как часто вы виделись? Извините, Ирина, мои вопросы могут показаться вам нескромными…
– Я понимаю, ничего… Как часто мы виделись? Не знаю… Наверное, часто. В ту неделю… последнюю Слава приходил в четверг и… – Она запнулась, и Федору снова показалось, что она сейчас заплачет. Но она не заплакала, только вздохнула.
– А имя Овручев Егор Кириллович вам что-нибудь говорит?
– Нет… Кто это? Это он… Славу?
– Нет, Ирина. Овручева убили из того же оружия за два дня до… субботы. В четверг.
– Как это? – Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, полными слез. – Вы хотите сказать… убиты двое? Он тоже из мэрии?
– Нет, Овручев – водитель такси.
– Но почему?
– Мы пока не знаем. По-видимому, они даже не были знакомы. Во всяком случае, выявить связь между ними пока не удалось.
– А всякие… отпечатки пальцев, очевидцы?..