– Я буду стараться, – пообещала Эри.

– Ты молодец, я всегда знал, всегда чувствовал, что ты особенная. Пойдем, тебе пора поесть.

Андроид уже накрывал стол под старым оливковым деревом. Сидя рядом с Эри, глядя на раскинувшиеся внизу горы равнину и море, Любимову очень хотелось верить в то, что этот мир перейдет в руки тех, кто будет способен улыбаться, смеяться, радоваться жизни и любить…

– А что такое любовь? – как будто прочитав мысли Любимова, спросила Эри.

– Любовь… – Сергей задумался. – Как бы это тебе объяснить… Знаю! Подожди минутку! Мы ведь сейчас находимся с тобой в прекрасной, удивительной стране. Сейчас, оставайся здесь…

Любимов взял аппарат для съемки и выдвинул объектив на максимум. Он искал любой, хоть немного сохранившийся ещё поселок. Давно заброшенные старые домики ещё пестрели среди деревьев черепицей своих крыш.

– Нашел, Эри, мы сейчас отправимся туда, – Любимов указал на возвышающийся где-то далеко вдали крест.

Андроид быстро довез Сергея и Эри к поселку, он остановился в том месте, которое указал ему Любимов, это был храм. Высокие каменные стены, не утратившие до сих пор своей крепости, и громадный купол, увенчанный крестом. Эри подняла взгляд вверх.

– Это церковь, – пояснил Любимов. – Такие раньше люди строили повсюду. Они верили, что в них живет бог – та сила, которая создала наш мир, Землю, природу и нас. Пойдем…

Любимов подвел девушку к дверям храма. Здесь за покосившимися и почти сгнившими от времени досками был вход. Церковь некогда великой православной страны встречала первых за долгие годы гостей храма.

Эри и Любимов вошли. Эри ахнула. Древние своды не утратили былой красоты, а обвалившаяся местами штукатурка не нарушила целостности покрывающей все стены храма и его купол росписи. Эри принялась разглядывать замысловатые рисунки.

– Подожди здесь, – сказал Любимов, а сам пошел вдоль стен.

– Эри, иди сюда, – скоро позвал он.

Девушка послушно подошла к Любимову.

– Вот то, ради чего я тебя звал сюда, – сказал он и указал наверх.

Там, на потолке храма, был изображен человек. Руки и ноги его образовывали крест, а под ними проглядывалось распятье.

– Вот, он лучше всех знал, что такое любовь, – сказал Любимов. – Это Христос. Он жил больше двух тысячелетий назад. В то время людей было очень много, но погрузившись в заботы, они совсем забыли о душе. А душа – это эмоции, разум, чувства, это всё, чем мы себя осознаем. Ты понимаешь меня, Эри? Развитая душа и делает нас настоящими людьми, а без неё мы мало отличимы от растений, животных. Так вот он, – Любимов указал на Христа, – он показал всем, что такое любовь. Он жил ради других, лечил их, учил их, помогал. Он настолько любил людей, что принес им в жертву собственную жизнь. Он увидел, что нет другого способа возродить в душах людей истинные чувства. Люди в то время привыкли жить в зависти и злобе друг к другу, никто никому не помогал, всем руководил человеческий эгоизм и желание наживы. И вот, увидев совершенного Христа, они поняли, насколько сами несовершенны, и тогда они решили уничтожить его, убить. Он позволил им сделать с собой это. Люди прибили его к кресту и ждали смерти. Но когда это произошло, свершилось чудо, люди осознали, сколько зла в них самих. Они поняли, что надо жить подобно Христу – ради других, а любовь к ближнему – это путь к всеобщему спасению.

– Красивая сказка, – произнесла Эри.

– Это не сказка, – возразил Любимов. – Потом на протяжении тысяч лет люди хранили память о случившемся, но ты можешь считать это сказкой. Я просто пытался тебе объяснить, что любовь – это добровольное и бескорыстное желание каждого человека отдавать всё самое лучшее, что есть в нем, его способности, знания и главное чувства кому-то другому.

– Как он? – спросила Эри, указав вверх на распятье.

– Как он, – подтвердил Любимов. – Только ты пойми, он идеальная личность, это пример. Он любил всех, нам же достаточно полюбить хотя бы тех, кто рядом, хотя бы кого-нибудь… И это уже всё равно будет любовь. Заботиться о том, кому это необходимо, радовать, помогать, ничего не ожидая взамен. Так раньше зарождалась каждая жизнь – из желания двух людей дарить счастье друг другу.

О том, что люди рождались также из желания людей использовать друг друга для удовлетворения своих низших потребностей, Любимов пока умолчал. Он хотел рассказывать девочке только о лучшем, что есть в людях.

– Знаешь, Эри, тогда давно люди забыли о душе, но любовь всего лишь одного великого человека возродила их. А ваши души, души всех созданных нами биоников, они просто спят, их стоит только пробудить. Я верю, что есть способ.

Эри задумалась. Так в молчании они вернулись обратно на гору и сели в аэролет.

– Сергей Владимирович, – обратилась, наконец, Эри к нему. – Приходите сегодня в фортепианный зал. Я выберу те произведения, которые вам больше всего нравятся, я хочу сыграть их для вас.

Любимов был удивлен. Он и так каждый вечер слушал игру Эри. Эти вечера стали для него уже делом привычным, но никогда, ни разу Эри не приглашала его сама. Так было заведено, что каждый вечер Эри играла.

– Спасибо, Эри, я приду, обязательно приду, – ответил Любимов.

Они летели домой. А вечером был концерт. Эри играла для Любимова. Бах, Моцарт… Она исполняла произведения, которые Любимов очень хорошо знал. Техника Эри, как всегда, была великолепна, но уже на втором произведении Любимов стал замечать нечто, что отличало этот концерт от прочих. Ровный корпус Эри впервые покачивался во время игры, её голова больше не была неподвижной. Девочка смотрела вдаль, куда-то далеко вперед. Её руки не чеканили каждую ноту, а иногда на паузах замирали. Это было необыкновенно! На какое-то мгновение Любимову показалась, что Эри пробудилась, она становилась живой. Любимов подумал об этом и тут же подобную мысль от себя отогнал. Нет, он даже не мог надеяться на то, что в Эри происходят перемены. Слишком рано. Что это было? Что произошло? Можно ли считать новое исполнение музыки Эри признаком происходящих в её душе изменений?

Любимову очень хотелось в это верить. Но вдруг всё не так? Эри бионик, а значит, радоваться пока не стоит. Пусть всё идет своим чередом.

Сегодня комитет должен был заслушать особенный доклад. Как и в тот день, когда решалась судьба программы «Бионики», зал этим утром был переполнен, народ шумел. Снова в стенах здания комитета собрались видные политики. Сегодня Лукас Триав созвал сюда тех, от кого, по его мнению, зависело решение судьбы человечества. Тонкий луч надежды, наконец, забрезжил тем, кто уже стал разочаровываться в биониках. Даже сам Лукас Триав, порою, был готов признать этот проект неудачным. Однако полученное им месяц назад сообщение и представленные материалы, заставили его экстренно развернуть новые работы, и сегодня ему было что представить.

Лукас Триав вышел в центр огромного зала. Немалыми усилиями удерживающий пока в своём теле былые силы, как всегда безо всякого приветствия, он начал: