на отчислении именно у моего дедушки. За то, что втянул меня во всю эту авантюру. За то, что из-за него я сейчас зажимаюсь с ним у всех на виду…

И самой себе втащить тоже хочется. За то, что такая слабохарактерная и ведомая. За то, что я стремная дура, решившая однажды пригласит парня на свидание.

Черта с два! Выкусите. И Смирнов в том числе! Лицом я, значит, не вышла для звезды универа?

Разжимаю уже затекшие кулаки. Убираю свои ладони со спокойно вздымающейся груди Макса и касаюсь ими его лица. Осторожно прикладываю их к щекам. Зажмуриваюсь… И как только подушечками пальцев ощущаю мягкое покалывание щетины, я вся покрываюсь мурашками… А Ольховский шумно выдыхает.

От его парфюма у меня кружится голова. Даже с закрытыми глазами…

Я распахиваю их и тут же попадаю под прожигающий взгляд Макса.

Я не понимаю, что со мной происходит. Мое тело одновременно опаливает жар и слабость. Такая же, как и в коридоре, когда Максим заставил обнять себя. Такая же, когда он дышал мне в шею и ухо, пока на нас смотрела Майер. И мое сердце опять пытается выбить мне ребра. Почему так происходит уже сотый раз за вечер?

Рассматриваю каждую черту лица Макса. Выразительные скулы, подчеркнутые впалыми щеками… И только сейчас замечаю на них несколько родинок, рассыпанных в какой-то абстрактной геометрии. А Ольховский лишь вызывающие ухмыляется своими глазами.

— Уже лучше. Не сидишь деревяшкой, — низкий шепот впивается мне в губы, а его пальцы перебирают мои волосы и плавно опускаются к шее.

— Я. Не. Деревяшка, — цежу я, ощущая дикую волну неописуемой злости, смешанной с трепетом.

Склеившись взглядом с глазами Максима, веду головой, задеваю его кончик носа своим, слегка отстраняюсь и запускаю ладони ему в волосы. Странно, но всегда взъерошенная копна казалась такой жесткой, но мои пальцы зарываются в мягкую шевелюру. Я неосознанно сжимаю их…

И чувствую, как в ответ сильнее сжимается горячая лапища на моей талии.

— Он все еще палить на нас. Глаза сейчас вылезут из орбит… — довольно сипит Макс и другой своей лапищей ведет по моей шее вверх.

Я едва не вопрошаю вслух: кто он? Пока мой затуманенный мозг не сигналит мне — Смирнов! Я же здесь из-за него… и Майер… но мне сейчас явно не до них…

Потому что ладонь Макса касается моего подбородка, а потом аккуратно сдавливает его пальцами.

Я судорожно вдыхаю воздух, приоткрывая рот. И улыбающиеся губы Максима оказываются в такой близости от моих, что меня накрывает галлюцинация, что они уже касаются меня…

Я чувствую обжигающее дыхание у своего лица, чувствую горячие пальцы, гладящие мой подбородок… Все мое напряжение плавно стекает к низу живота, оставляя за собой непривычную пустоту внутри…

Не понимаю, какого черта вообще позволяю себе ТАКОЕ…

Толпа вокруг нас неожиданно одобрительно гудит.

— Что это? — хватаюсь за остатки реальности. Изо всех сил пытаюсь вернуться в происходящее и избавиться от пугающих ощущений в своем теле.

— Первая пара сдалась, — хрипит Макс и, убрав ладонь с моего лица, опять бережно запускает ее в мои волосы. — Остались мы и еще одни. Сможешь продержаться и не засосаться со мной?

У меня напрочь перебивает дыхание. Он издевается! Весь этот дурацкий вечер просто наслаждается тем, что я здесь в роли белой вороны. Хренов садист!

В потемневших глазах я вижу лишь неподдельное нахальство. Боже, не дай мне придушить Ольховского, когда здесь столько свидетелей!

Меня ошпаривает чувством аффекта. Резко дергаю пряди волос Максима в своих пальцах, заставляя его втянуть воздух сквозь зубы.

— Сосаться с тобой я никогда не стану, Максимилиан, — ядовито провозглашаю ему в лицо.

Тьма полностью перекрывает карие радужки напротив. Дыхание Ольховского учащается, а его пальцы на моем затылке тут же фиксирует мою голову. У меня нет возможности шевельнуться. Лишь смотреть в горящие бешенством глаза…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Никто не смеет меня так назвать, Синичкина.

— А я буду, Мак-си-ми-ли-ан… — смакую каждый слог.

И желваки на его лице танцуют ламбаду.

— Леся, блин, — рычит он.

Толпа вокруг нас уже ведет обратный отсчет, а я просто издевательским шепотом повторяю полное настоящее имя Максима… Мне хочется довести его до ручки.

И даже взбешенный взгляд Ольховского не пугает так, как жар, хлынувший по моему телу, когда Макс прижимает меня одной рукой так сильно, что я перестаю соображать.

Все и вся в комнате, заполненной людьми и гулом голосов, сливается в белый шум. Макс больше не смотрит мне в глаза. Его темные ресницы опускаются. Теперь он, тяжело дыша, жжет взглядом мои губы. И я зачем-то зеркалю его жест. И зачем-то задаюсь вопросом…

Губы такие же горячие, как и его дыхание?

И толпа вокруг нас взрывается диким ревом. Они определили победителя…

***

— Ты видел? Видел, как она смотрела? Я думала, она просто взорвется от злости, — кружусь на месте, широко расправив руки.

— Ну, на тебя смотрела не только она. Все, — хмыкает Макс. — Ты была гвоздем программы сегодняшнего вечера.

Перестав кружиться, торможу напротив Ольховского, сидящего на капоте своей машины. Несколько секунд смотрю, как он в теплом свете фонаря жует огроменный гамбургер, а потом прячу лицо в ладони.

Я и Макс уже как час назад уехали с тусовки, а меня все еще не отпускает какое-то невообразимое чувство… Наверное, это эйфория?

Или как еще можно назвать состояние, когда хочется одновременно и петь, и плясать? Вот прямо здесь, посреди пустынной парковки торгового центра в этой майской ночи.

Я все еще чувствую в руках и ногах нервную дрожь, но теперь она жутко приятная.

Весь вечер меня швыряло то дикий жар, то в лютый холод. Все эти взгляды, перешептывания в нашу сторону роем кружили вокруг.

Этим любопытный носам не хватало только микроскопов и луп. А некоторые девочки из студсовета в упор меня не узнали.

За исключением, конечно же, Майер. О, ее змеиный прищур я теперь вряд ли вообще забуду. Очень надеюсь, что она стерла от злости свои виниры до десен. Несколько раз мы столкнулись с ней в толпе нос к носу, и одна даже не поздоровалась. Лишь проткнула меня и Макса взглядом. Молча.

Я думаю, это победа.

Правда, Алекс так и не попал в поле моего зрения. За исключением, той встречи в коридоре и в момент этой странной игры. Но в обоих случая, я не видела его реакции. По закону подлости он всегда оказывался у меня за спиной.

Жаль, потому что даже шокированная физиономия Инги стоила всей этой подготовки. Стоило даже того,