– Заводы, люди, леса. Ягоды пошли, полегче. Везем к открытию в центр. Угощайся.

Вежливо (или невежливо) отказался, не понимая, что хотят. Надо было готовиться. Сплел ей про себя, работу, пойдут сплетни – им ничего не ясно, кроме одного – он плохой человек. Такие тоже имеют право на вознаграждение, внимание со стороны руководства.

– Чем живете, – спросил девушку.

– Что тут забыл?

– Мы поругались, мне надо ехать.

– Ты нам нравишься, – она обвела рукой всех ожидающих. – Но это не пригодиться.

– А что мне нужно?

– Я не целитель. Есть одна, грядущее образует, на деньги заговаривает. Амурку в порядок приводит. Чего?

– Счастья. Личного.

– Интеллектуально акронимировал не произнесенным словом «заморский». Человек мы считаем – крепок не телом и духом. Тебя немного попробовала, а ты безвкусный. Не потому что у нас все натуральное. Поставь на площади, народ соберется, деньги понесут, но ты честный, захочешь власть менять. Зимушку не жалуем кутаться в одежды, тщась объятий изгибами тканей. Тебе наверно кажется, сейчас бы в центре Рима внимать, она и пошла с тобой примерно. Не страна наша, где единство похожих, у нас заговор прохожих. Поругались?

– Рассказал про себя.

– Не дверь в подсознание, дом силен фундаментом или подвалом люкс.

В поезде попал в приятный почти пустой вагон. Тогда не было обесценивающих прелесть обыденности интеракции мобильных устройств. По сторонам диахронно летели золотые поля, совершенство фигур снопов, оранжевая краснота комбайнов и больших тракторов. Группы людей, всем скопом поднимающих головы, и смотрящие призывно, отдыхая, на проносящийся с душевным посвистом в набухший горизонт скорый. Стадо пятнистых коров, выбивка ковров у первых к дороге деревенских улиц, там – явно отмечают, после разъезда – отдых с брошенной на газон гитарой. Перебор застыл явно в морозе открытых пашен. Сколько в тех деньгах будет? Взял бы половину, для примера.

Внизу девушка не охотно медленно, впрочем, немного смакуя, мазала на свежие ломти нарезного самодельную овощную смесь. Влажные капли призывно манили взлететь, оверсексуальная инициация, обычная для переглядок. Неожиданно лицо ее преобразилось в искомую героиню настоящего боевика, в руках ракетница.

– Сбился предохранитель. Имя?

– Проб, а ты?

Не ответила, чутко тронув края неуместной в данных обстоятельствах поколенной шотландки, и спросила, без нажима, когда станция. Желания красотки сменились, топнула, и стараясь не привлекать внимания, нажала на пуск.

Когда в человека не попадала ранее ракетница с трех метров, он не сможет ощутить то, что на краткие секунды привелось Пробу.

– Спасите! – закричал высунувшийся из соседнего отсека представительный товарищ. Именно товарищ, фиксировало понимание, стремясь сбить шок рефлексией, господин, или по году вполне распространены молнии с заклепками.

– За что?

– Вы агент недружественных компаний.

Не понять тот подрыв за улыбкой, лестно обозрев товарища, все равно смотрелась. Из бока шел негустой дым. Точно записи, у них на честности и в мотелях. Вскинула на плечи кожу, прибрала рюкзак.

– Объясните, – прибавить, но изящна.

Что ждать от героини, бегущей по вагонам от разъяренного Проба. Через фантомный запах домашней птицы, потеющих на беду одиночкам благодаря современным форточкам тел, отвратительный воздух тамбуров – вагоны летели быстрее. Она стала биться к машинистам. Начала кричать: помогите, сделаю все, что скажете.

Правду лицо подсказало: не откроют, инструкции.

– Зачем творишь!

– Меня просили очень-очень. Привет от всех, из родной деревушки на сто домов, из кооператива, где зависли миллионы.

Человек протиснулся мимо них, показывая незаинтересованность к участию не в его делах. Они изучали друг друга. Тут такое общество, они не ценят сотрясание воздуха, в том числе в своем мозге. Не дают соединяться с себе подобными в прямом (а не извращенном смысле). Мерка и пропорции суть любовь, а они стремятся к уничтожению последующих жизней, под сенью атеизма, плавно переходящему в толкование христианства.

– Так и будем?

Пылающие невидно щеки потрясли – обнял под локти и стал жарко целовать, язык с той стороны отвечал.

Продолжалось счастье не более пары напряженных минут, вкус ее был чудесен, но не одобрят близкие, называется.

– Зачем стреляла, – спросил, проведя кончиком языка по мочке.

– Я думала ты тот Проб, хлопнул моего жениха.

Тогда было не особо с продуктами, а предвыборная реклама свободно висела на всех углах, обещая равенство прав и справедливость для всех, предлагая определиться. Ее парень, похоже, были расписаны, по выражению лица не скажешь, сожители, не сограждане.

– Не лапайте меня.

– Хочу в незанятное купе не самую мягкую, с тобой, смотрящей на проблески света, где жизнь станет не состязанием.

– Но я покушалась на вас. Это не станет ли меж нами!

Поезд притормозил, она воспользовалась и побежала в противоположный тамбур. Он не стал двигаться, вкус беспечен. Отмер. Сметая подушки и путая расслабленные локти вслед. Серьезная девушка выглядела особой, когда брала белье. Минуты бежали. Пытался угнаться за ней в другой конец. Понял, увидев заиндевевший номер 18 – она одна, и девять из десяти – спутала. Очень похоже, что по факту, влажная суета, лишние движения. Проводник оттолкнул, приятельствуя, и поднял подножку. Жить не особенно хотелось, и взял пару кулебяк на мелочь.

На корабле было лучше, стоит признать, откровенность с собой – значит для жизни больше, чем пустопорожняя ложь, делить ложе, не тревожа переживаний крайних, общность на мотках катушек внутри, на остановке у одного из крайних вагонов.

Мир больше похож на нечто важное, чем на вчерашние экивоки. Ей это вполне шло понимать, вот ведь совпадение, месть за так и не ставшие своими миллионы. Возможно потому, что миллионы жителей – не совсем в душу, доска на ворот. Можно отнекиваться, но бой с неизбежностью не всегда дает сил для победы над собой через день хотя бы, взять, кто против, или не назначает ответственным за бедствия отряженного не то молчаливым согласием муторного меньшинства, или согласно изначальным условиям нерешаемой проверкой через бесконечность задачи. Что в конституции этой ракетоносительницы привело к включению программы абстрагирования от абстрактного мышления в противовес пороку корысти, когда на счету не более чем одна-другая дорогая минуточка. Представил, что не уголок шейного платка трепыхается, перед выставленными преследуя руками, а шарф народной команды, привлекла, понять не успел, возможно она его все-таки убила, а он бежит согласно основному уравнению инерции. Никто из пассажиров не пытался помешать их бегу. Везет, когда везут по расписанию, где хочешь очутиться и на что рассчитывать, прикидывая, сколько до ближайшей остановки. Гремели подстаканники ложками, люди собирались ко сну, а поезд все не кончался, боль в боку нарастала, провоцируя греметь шум колес.