Дорога заняла около сорока минут. Высотный точечный дом был серым и смахивал на башню из футуристического фильма. В его огромных окнах отражалось свинцовое небо. Несколько редко посаженных осин во дворе уныло мокли под дождем. Пространство вокруг дома было заасфальтировано, однако дальше виднелась перекопанная земля и брошенные после стройки бетонные блоки, поросшие травой. Похоже, дом сдали не так давно и семья Меркальского приобрела здесь квартиру около года назад.

Самсонов запер машину и направился к единственному подъезду.

Убийца точил нож медленными точными движениями. Это был керамбит – загнутый внутрь на манер когтя клинок. Резать им было неудобно, потому что вообще держать керамбит полагалось острием к себе, но нож так напоминал серп, что Убийца просто не мог отказаться от его использования. Поэтому приходилось разворачивать его и кромсать плоть во все стороны, чтобы добиться желаемого результата.

Убийца в очередной раз медленно провел клинком по зернистому бруску. Наклон лезвия – двадцать градусов, ни больше, ни меньше. Так оно станет достаточно острым. Пятьдесят раз в одну сторону, столько же – в другую. Затем все заново. Он действовал машинально, думая о том, что правосудие – вещь относительная. Разве не люди придумали законы? Разве не для того, чтобы наказывать виновных и предотвращать преступления, хотя бы их часть? Так чем же он хуже тех, кто писал правила? Разве он не человек, как и они? У него есть право карать по своему усмотрению. В этом он ни секунды не сомневался. Он долго жил по чужим, зачастую непонятным ему правилам. Просто следовал им, как робот. Но потом Убийца прозрел: есть лишь та жизнь, которую ты сам выбрал, и лишь те законы, которые ты считаешь справедливыми. Раньше он не убивал – не было необходимости. Но теперь судьба вынудила его взять возмездие в свои руки. И он сразу понял, что не может игнорировать ее зов – это опрокинуло бы всю систему жизненных ценностей, которую он выстраивал многие годы. Отказаться от этого значило бы предать себя. И не только себя.

Ему нравился вид капающей крови. Одна красная капля за другой – и так долго-долго. Они падали то медленно, то быстро, повторяя какой-то неведомый ритм Вселенной, и Убийца, наблюдая за этим, тоже включался в него. Это походило на медитацию, он даже однажды испытал подобие транса. Иногда ему хотелось, чтобы крови было больше, чтобы она лилась сплошным потоком, но нарушать естественный ход было нельзя.

В голове всплыло совсем смутное воспоминание: огромное развесистое дерево, почти совсем закрывшее небо; черные изогнутые ветки, переплетающиеся подобно змеям; красные капли, падающие сверху ему на лицо. Теплые.

Убийца нахмурился, отгоняя воспоминание. Оно никогда не доставляло ему удовольствия: было слишком личным. Он предпочел бы забыть его навсегда, но подсознание раз за разом вытаскивало его на поверхность. Что там говорили люди вокруг? Люди, которых он не видел, но чье присутствие и чье напряжение ощущал.

– Выпал из окна…

– Говорят, жена…

– Крови-то сколько!

Обрывки реплик наплывали со всех сторон, накатывали тяжелыми волнами, заставляя Убийцу вздрагивать как от прикосновения медуз. Что-то начинало переполнять его, поднимаясь из низа живота. Мерзкое, липкое ощущение, похожее одновременно на страх и ненависть.

Он вдруг заметил, что на указательном пальце появился порез и из него выступила кровь. Убийца положил нож и подошел к аптечке, чтобы достать пластырь и йод. Обработав ранку, он вернулся за стол, сменил брусок на другой, с более мелким зерном, и снова принялся за дело. Око за око, зуб за зуб – это правило он усвоил раньше остальных.

* * *

Квартира Меркальских находилась на девятом этаже, и Самсонов скрепя сердце воспользовался лифтом. Его низкое, прерываемое резкими щелчками гудение напоминало сытое урчание хищника. Даже запах наводил на мысли о логове какого-нибудь крупного кошачьего.

Нажав кнопку звонка, Самсонов услышал птичью трель, и через несколько секунд дверь приоткрылась.

– Да? – проговорила через цепочку молодая женщина с грудным ребенком на руках.

– Старший лейтенант Самсонов, – следователь показал удостоверение. – Могу я поговорить с Андреем Витальевичем?

Женщина недоуменно нахмурилась:

– С кем?

– С Меркальским. А вы кто?

– Мы с мужем снимаем эту квартиру.

– У Меркальских?

– Ну да. Только мы имеем дело с Александром, а не с… как вы сказали?

– Андреем Витальевичем. Давно снимаете?

– С декабря.

– А где Меркальские живут, не знаете?

Женщина покачала головой. Цепочку она так и не сняла, из квартиры тянуло щами. Ребенок начал скулить.

– Телефон Александра есть? – спросил полицейский.

– Да. Сейчас принесу.

Через пять минут Самсонов уже спускался по лестнице. Значит, у Меркальских была другая квартира, где никто из них прописан не был. Надо позвонить сыну психолога и договориться о встрече. Этим старший лейтенант занялся, сев в машину. Однако Александр Меркальский трубку не брал, и Самсонов решил сначала съездить к Борису Анисимову.

Бывший воспитанник детдома жил в получасе езды на северо-восток. Город все больше погружался в какое-то мрачное марево надвигающейся грозы. Дождь шел то сильнее, то слабее – но лишь затем, чтобы через полчаса припустить с новой силой. Небо теперь походило на клубящийся над крышами дым. Парило так, что казалось, воздух наполнен какой-то гарью. Смесь пыли, паров бензина и влаги сдавливала легкие. И все равно приходилось ходить в тонкой ветровке, чтобы скрыть кобуру с оружием.

Самсонову почему-то пришла на память история пророка Ионы, который был выброшен в море, где его проглотил кит. Трое суток Иона молился Господу в его чреве и затем был выброшен на берег. Наверное, в желудке гигантского млекопитающего было еще хуже, чем в городе сейчас, но реально представить нечто более угнетающее было трудно. Самсонову приходилось регулярно вытирать катящийся по лицу и шее пот, и ему иногда казалось, что воздух просто кончился и остался один вакуум.

Дом Анисимова – пятиэтажная хрущевка – стоял в густой тени кленов и серебристых ив. Самсонов оставил машину неподалеку и набрал на домофоне номер квартиры.

– Кто? – раздался мужской голос.

– Старший лейтенант Самсонов, полиция. Мне нужно поговорить с Борисом Борисовичем Анисимовым.

– Входите. – Замок пискнул и открылся.

Самсонов вошел в подъезд с наслаждением: здесь было хоть ненамного, но прохладнее, чем на улице и тем более в салоне автомобиля.

На втором этаже дверь была открыта, и на пороге стоял высокий худощавый мужчина с длинными волосами, собранными на затылке в хвост. Его видневшиеся из-под коротких рукавов футболки предплечья покрывала цветная татуировка. Самсонов разглядел каких-то фантастических птиц и змей.