Я растворяюсь. Меня нет, и никогда не было. Я — часть этого воздуха, часть стола.

Проверка зашла. В недоумении постояли. «Перевели, что-ли? Почему не указали?».

Через пятнадцать минут бегут. Майор впереди.

Удержать мысль тоже силы нужны. Есть менее затратные способы, но мне интересен такой.

Чуть не задели меня, когда полезли на скамью в окно смотреть. Моя сумка и матрас на середине камеры. Ругаются. Но я не слышу. Нет меня. Через десять минут утихло. Прихожу в себя. Поставила кружку с водой на чай кипятить. Через полчаса в камеру заходит делегация с черной приземистой немецкой овчаркой.

— Здравствуйте. Ой, собачка!

— Да что тут происходит! — орет майор, — Где ты была?!

— Очень глупая шутка, гражданин майор. Из себя вышла. Вернулась, а вы уже ушли. Сами не знаете, чего хотите. Но за библиотеку спасибо.

Камеру еще раз обыскивают. Смотрят недоуменно.

После обеда меня переводят. Собираю вещи, которых уже пакет и спортивная сумка, плюс матрас, белье и посуду надо сдать. Карячусь с конвойным в каптерку. Потом выводят на улицу. Идем в другой корпус. Там получаю другой матрас, подушку, белью. Ведут на второй этаж. Лязгают за спиной замки.

За дверью слышно: «Вякнете кому, отправлю на медицинское освидетельствование к психиатру. Для начала. А потом за Углич на туберкулезную зону. Пусть здесь сидит. Такую же политику ей подберем, будут общаться. На дурь меньше времени будет».

* * *

Руфат смотрел через тонированное стекло девятки. И что тянули? Правильно, надо было давно сюда переехать. Пустыня. Есть граждане, а людей нет. Разве у него на родине кто-нибудь позволил чужим разъезжать просто так? Обязательно поинтересовались бы, кто, откуда, зачем. Они гости. Прием окажут, но дальше, чем им отведено, не пустят. А здесь никто ничем не интересуется. Есть отдельные личности, но что это против рода, против десятков соплеменников, для которых честь — проявить себя, чтобы старшие похвалили. А здесь про маму плохое говорят. Сами же. И смеются. Никто за нож не хватается. Если бы его, Руфата, маму так ругнули, он бы зарезал, не думая. Пусть потом тюрьма или в бега. Плевать. Зато никто не скажет, что их можно обругать, и они стерпят.

Если сами себя не уважают, зачем ему их уважать? Водкой заливают свой позор и от этого еще отвратительнее становятся. Нет у тебя денег, нет власти. Ну и что? Не у многих это есть. Живи правильно, паси в своем болоте коров, не пей и Аллах пошлет тебе достаток. А не пошлет, то все равно не стыдно.

Друг друга предают с легкостью. Вон, сзади, сидит очередной «Вася», который должен показать какого-то старика. Ждет тот этого молодца, чтоб от беды лечить. А приедут они, Руфат, Руслан и Мага.

А если бы он, Руфат, выдал старика Хасана, что скрывается от советской власти в горах? Пусть тот убийца, его Аллах судит. Но тогда несмываемый позор лег бы на всю родню. Говорили бы: «Это Исмаиловых Руфат? Ай-ай». И качали бы головами вслед. Никто с родней предателя дел иметь не захочет. Либо всем уезжать с родной земли неизвестно куда, либо отказаться от предателя и самим его покарать. Что проще?

Но вот что непонятно, за что Аллах дал способности таким людям? В школах и институтах конкурировать невозможно. Есть и у горцев умники, но в массе своей намного меньше, чем у русаков. Может, это им в утешение, что такие чмошники? Так пусть хоть шансы будут. А используют они эти шансы? Ну, зачем им ум? Ничего они им не делают. Даже если не пропьют, простых вещей понять не могут. Учатся полжизни, а потом ишачат под началом какого-нибудь ублюдка. Конечно, никогда в родном Азербайджане не смогут сами делать ракеты. Но можно других организовать. Это Мага с Русланом дуболомы. Только стрелять и резать могут. А Руфат умеет по-другому.

С чекистом славно поторговались. Нужно деда потрясти, вопросы задать, а потом и порешить. Конечно, дед — ветеран, но что поделаешь, если его русский же чекист заказал. Если мочить, значит, не нужен он после вопросов. Жалко, но они сами такой жизни придерживаются. И «Вася» этот — дед ему помочь хотел с наркотой завязать, на встречу договорился. А «Вася» сдал его за несколько доз. Какой-то старовер-бегун. «Не всех товарищ Сталин расстрелял. Воду мутят, контры» — ухмылялся чекист.

За проведение операции обещал чекист посодействовать с нужными людьми, чтобы наверх пройти, дела большие начать. Все доли обговорили, теперь дело за малым.

Вишневая девятка свернула с большой трассы. Пошла убитая дорога, где лучше держаться обочины.

— Долго еще? — спросил Руфат недовольно.

— Там знак должен быть, газопровод. Свернем на проселок. И до упора. В деревне никто не живет. А за деревней у него пасека.

— Значит, пойдешь за медом, пока мы разговаривать будем.

Грунтовка шла по лесу. После дождя обратно не выехать, но погода сухая. Километров пять качались на ухабах. Сквозь сосны мелькала небольшая река. Потом повернули вглубь.

Несколько заброшенных домов стояли на круглой горке. На одном из них крыша подлатана. На скамье сидит дед с бородой, глаза прикрыты. Прямо, как у них в ауле.

— Мага, давай ты начинай, — не смог себя преодолеть Руфат.

Крепкий кавказец в вареных джинсах и бордовой рубашке выскочил из машины и метнулся к старику. Сначала надо ошарашить, потом вопросы задавать. Кожаный ботинок ступней ударил деда в лицо. Тот упал. Попытку подняться пресек новый удар.

— Давай, бери ведро, — Руфат ткнул в колодец, — и ищи пасеку.

По бороде старика текла струйка крови. Руслан рывком за пиджак посадил его на скамейку:

— Разговор к тебе есть у серьезных людей, — сказал он, пропуская Руфата.

— Хотите побить, бейте, — хрипло ответил старик, — только уезжайте быстрей. Не хочу я греха. У каждого из вас жизнь, и все можно исправить. Бегите.

— Что ты бормочешь? — Руфат присел на корточки, — это вы бегите. А ты мне расскажи про девушку Машу. Она сейчас в тюрьме и ей очень плохо. Хочешь помочь, скажи, куда она могла вещь спрятать? Где у нее тайники могут быть? И куда она ездила недавно?

— Ей не плохо, ей обычно. Тут везде тюрьма, только вы привыкли.

Мага выщелкнул нож и воткнул деду в плечо. Старик прикрыл глаза.

— Философию поздно рассказывать. Отвечай, если не хочешь по кусочкам развалиться.

— Ты прав. Уже поздно. Но еще можно. Пожалуйста, уезжайте.

Дед Егор не закончил, а Мага не успел начать вращать нож. Со стороны леса раздался вой. Или даже Вой. Он