— Что ей здесь нужно? — сердито спросил он. — Что она об этом говорила?

— Вдовствующая королева…

— Какая она королева?! Хватит. Всего лишь графиня Эдит.

— Ее светлость прибыла в Британию, дабы получить причитающееся ей содержание, завещанное мужьями.

— Позорище какое, — пробормотал король.

К мачехе Этельред испытывал раздражающую нелюбовь.

Здесь не было никакой тайны, он вынес эти чувства еще из детства, когда взрослеющий мальчик испытал вполне понятную ненависть сперва к женщине, занявшей место его покойной матери, а потом к той же женщине, променявшей достойное вдовство на возможность лечь в постель к старшему сыну своего покойного мужа. Он не задумывался тогда, кто же именно был виноват в столь вопиющем нарушении традиций, Эдит, дочь короля Карла, жена Этельвольфа, или Этельбальд, сын Этельвольфа. Вероятнее всего второе, потому что юная Эдит, которая овдовела, будучи четырнадцати лет от роду, просто не решилась бы настолько откровенно повести себя. Выходить замуж, не выдержав срок траура, было верхом неприличия.

Поговаривали, будто Этельбальд взял ее в жены силой, или запугал до смерти. Дочь короля казаласьему ключом к надежному союзу с ее отцом, могущественным королем Карлом. К тому же, юная вдовушка в обход всех британских традиций по воле Этельвольфа была коронована (обычно жен короли в Британии не короновали). Старший сын покойного короля не пользовался поддержкой знати и надеялся браком с Эдит сделать свое право на престол непререкаемым, заступить дорогу брату, которого Этельвольф еще при жизни назначил своим наследником.

Но правил он только четыре года. Едва начавшая расцветать Эдит снова овдовела, и на этот раз никто из британцев не рвался брать ее замуж насильно. Она надела вдовий наряд — длинные белые одежды — и уехала в Руан, в Нейстрию, где правил ее отец, Карл. Там она и жила, пока батюшка не выдал ее замуж за Бодуэна Железнорукого, графа Фландрии. Несмотря на богатство своего мужа, она имела право на щедрое вдовье содержание и аккуратно его получала. Как вдова двух уэссекских королей, сама носившая титул королевы Кента, Уэссекса и Сассекса, она имела право на достойную жизнь, и наследники покойных королей были обязаны обеспечивать ее с лихвой. Но порой, когда выплаты почему-то задерживались, а молодой женщине хотелось попутешествовать, не считала за труд самой явиться в Британию.

И ей выплачивали это содержание без отказа. Того требовала честь королевского дома. Но Этельреду, разумеется, приходилась не по нраву необходимость отдавать из казны такие большие суммы в золоте женщине, которую он терпеть не мог. Женщине, которая к тому же нисколько не нуждается в деньгах. Поневоле он представлял себе, сколько воинов можно снарядить на эти деньги. К тому же, король уэссекский отсылал Эдит огромное количество припасов в счет выплат. На эти припасы могла привольно существовать не только бывшая королева, но и вся ее немалая свита, и охрана.

— Отправляйся обратно и передай бывшей королеве, что у меня нет возможности дать ей сопровождение. Пусть добирается до Солсбери в сопровождении своих людей. Что-нибудь еще? — гонец замялся — Ну говори, по глазам вижу, что есть еще что-то.

— Да, король, — неуверенно проговорил гонец. — Я прибыл сюда из Солсбери — госпожа Эдит, дочь Карла, прислала своего гонца с просьбой именно туда. Гонец был очень уставший, и потому доставить просьбу госпожи Эдит поручили мне…

— Ближе к делу.

— Ваша супруга, госпожа Вульфтрит…

— Что еще она затеяла? — поморщился Этель-ред.

— Госпожа Вульфтрит велела не сообщать об этом вам. Но…

— Ты служишь мне, гонец. К делу.

— Королева отправила в Валлию гонца с письмом. Она хочет предложить королю Дифедскому…

— Родри?

— Да, король, именно ему. Она хочет предложить ему связать браком одного из его сыновей и твою дочь, Эльгиву.

— Хочет предложить или уже предложила?

— Я не знаю, король.

Этельред скрипнул зубами, жестом отпустил гонца (тот с облегчением кинулся к костру, где раздавали кашу с салом) и покосился на брата, который стоял рядом. Эльфред в ответ недоуменно поднял бровь.

— Да Эльгива же совсем малышка, куда ее замуж выдавать…

— Не о том думаешь. Брак можно заключить позже, а сейчас — лишь договориться. Попытки Вульфтрит выдать дочку замуж за кого-то-там говорят о том, что она за моей спиной… — король Уэссекса пошевелил пальцами, будто пытался поймать пропавшие слова.

— Пытается заключить некий договор, — продолжил Эльфред. — Допустим. Но зачем ей это может быть нужно?

— Именно это и стоило бы выяснить. Я категорически не желаю заключать союзы с Родри. Он сожрет мое королевство и не заметит. Только о том и думает… Постой-ка, ты же грамотный. Поможешь мне написать письмецо моей супруге?

— Э-э… Я, конечно, умею читать, но писать… — принц замялся. Потом оживился. — О, у нас в войске есть монах. Тот самый, Ассер.

— Который все время увивается вокруг тебя?

— Ну, увивается… Скажешь тоже.

— Зови его. Я и сам видел, он бойко перышком скрипит. Продиктую ему письмо. Ну, женушка, берегись!

— Ну, что ты поделаешь с этими вздорными, заносчивыми, глупыми бабами?! — прорычал Этельред.

Ассер отскребал уже третий пергамент. Королю опять не понравилось составленное им письмо, и уже написанные строки пришлось смывать. Слова к королю, как назло, не шли, и как он ни старался надиктовать достаточно грозные фразы и притом так, чтоб суть была понятна только жене, у него совершенно ничего не получалось. Плюнув на второе условие, Этельред принялся диктовать Ассеру очередное свирепое предостережение.

Выслушав то, что получилось, Эльфред осторожно вмешался:

— Брат, — негромко произнес он. — Конечно, тут все верно, и королева виновата, но как бы подобное письмо не обеспокоило родственников твоей сулруги.

— Я велел написать всего лишь: «под угрозой моего гнева запрещаю тебе…»

— А такая фраза, как: «В противном случае тебя постигнут самые суровые кары…» — принц повторил фразу по памяти слово в слово. — Тебе не кажется, что она звучит слишком жестко, слишком угрожающе? Ты пообещал ей кары в том случае, если она будет договариваться с дифедским королем — но она с ним уже договаривалась.

— Я так продиктовал? — король с любопытством сунул нос в листок.

По пергаменту ползли чернильные буковки, похожие на букашек. Среди них Этельреду была знакома только одна. О, похожая на щит. Когда-то Этельреда пытались учить читать, но это мудреное и бесполезное искусство он так и не освоил. В самом деле, зачем оно воину? Воин должен досконально знать искусство боя, а искусство рукописании пусть осваивают монахи. Им все равно больше делать нечего.

— Ну, что ж, пусть я продиктовал так. Жена все равно никому больше не прикажет читать мое письмо.