Когда принц, проследив, чтоб все его люди втянулись в ворота, подбежал к ступеням донжона, в дверях появилась Эльсвиса в кое-как накинутом плаще, со сбившимся на сторону покрывалом. Она держала на руках большой сверток, держала так бережно, что заподозрить в нем простой тючок с бельем было нельзя. Нет, женщина держала в руках самую большую драгоценность, которая только могла быть ей доверена. Не чувствуя тяжести кольчуги и оружия, Эльфред взлетел по ступеням — женя доверчиво протянула ему кулек.

Принц осторожно отогнул край простынки. Под ним обнаружилась красная мордашка размером с кулак, над нею — беленький пушок, выбивающийся из-под косыночки. Молодой отец с недоумением оглядел детское личико, закрытые глазки, и попытался потрогать ребенка пальцем за щечку. Эльсвиса не позволила.

— Не надо, — мягко сказала она. — Испугаешь.

— Но я хочу посмотреть.

— Я тебе покажу. Потом.

Принц пропустил жену в донжон и задержался, чтоб перекинуться парой слов с Редриком Веллом, комендантом замка. Тот выскочил из угловой башни сразу, как только в ворота влетел первый всадник, и ждал принца у лестницы донжона.

— Король направляется сюда, — объяснил Эльфред. — Мне он велел, если будет необходимость, отправляться на побережье, разогнать датчан.

— Как не быть необходимости, — проворчал Редрик, широкобородый рослый сакс с широкими, не в каждую дверь пройдет, плечами. — Необходимость всегда есть. Ну, хоть под Скнотенгагамом-то научили их, кто в Британии господин?

— Если б научили, это было бы первым, что я б сказал, появившись в замке. От всей души крикнул бы: «Победа»! Если б норманны не сидели за стенами, мы б им показали.

— Ха. Если б все было так, как мы хотим, не нужно было б военное искусство. А драться надо уметь.

— Само собой. Теперь я понимаю. Не надо было позволять датчанам отступать к крепости. Надо было, хоть и тяжело, расправиться с ними за один раз.

— Вот, уже понимаешь. Затем и нужны ошибки, чтоб на них учиться.

Эльфред задумался, а можно ли было не совершить ошибку, и можно ли вообще избегать промахов, и на несколько мгновений совсем забыл о жене и ребенке. Вспомнил лишь тогда, когда Редрик новел его не в тот зал, где он прежде делил с женой альков, а на второй этаж донжона, в покои Вульфтрит. Жены владельцев замка обычно занимали самый верхний этаж донжона, третий, в первом размещалась трапезная, а на втором — покои короля. Но по настойчивому требованию жены Этельред со своими людьми устроился не в донжоне, а в жилом двухэтажном крыле, отдав супруге сразу два этажа. Что вовсе не означало, что в тех двух залах обитала одна королева — с нею вместе ночевали все ее служанки, придворные дамы и гостьи, если в Солсбери таковые появлялись.

И теперь вот на втором этаже донжона обосновалась и Эльсвиса, дочь Этельреда Мусила из Гейнсборо, вместе с новорожденным сыном.

— Госпожа распорядилась поселить Эльсвису и малыша у нее, — пояснил комендант в ответ на недоумевающий взгляд принца. — Госпожа сказала, что в той зале, где прежде жила ваша жена, слишком холодно. У Вульфтрит лучше топят.

Эльфред нахмурился.

В покоях королевы он поклонился супруге старшего брата, которая вместе со своими служанками и придворными дамами сидела за рукоделием, и направился прямиком к жене. Та как раз ворковала над орущим, сучащим ножками младенцем, от натуги ставшим еще краснее.

Принц с удовольствием оглядел голого наследника. Вот, теперь он видел, что его отпрыск — живой, настоящий, а не странная красноватая кукла с надутыми губками. Мягко отодвинув Эльсвису, он осторожно взял ребенка на руки. Малыш целиком помещался на его ладонях. Ребенок вопил и дрыгал ногами, не открывая глаз. Только головкой вертел и складывал губки, наверное, искал, к чему бы присосаться. По лицу молодого отца расплывалась довольная улыбка. Боевитый, хорошо.

— Осторожнее, — охнула Эльсвиса. — Уронишь.

Эльфред с восторгом ощущал в руках ничтожный, но живой вес этого маленького тельца. Теперь у него уже не вертелся на языке вопрос: «А он настоящий»?

— Почему ты перебралась сюда? — спросил он.

— Королева любезно предложила мне пожить здесь, чтоб малыш находился в тепле.

— Принц покосился на камин. Постель Эльсвисы поставили совсем близко от него, колыбелька малыша стояла и того ближе. В покоях королевы было натоплено, несмотря на лето. Конечно, под сводами донжона даже в самые жаркие дни было сыровато, но не топить же летом камин.

— Ты — из знатного рода гаинов, — негромко сказал Эльсвисе супруг. Он разговаривал спокойно, но женщине хватило года совместной жизни, чтоб приучиться отличать, когда он сердит, а когда благодушен, когда можно спорить, а когда не стоит. Вряд ли сейчас он был зол, но к тому, что собирался сказать, следовало внимательно прислушаться. — Из поколения в поколение в твоей семье, как и в моей, мальчики рождались и росли воинами. Какой воин получится из нашего сына, если с самого рождения его холить, держать только в тепле и сдувать пылинки? Перебирайся обратно в нашу комнату. Вместе с ребенком. Эльсвиса растерянно смотрела на мужа.

— Что может мужчина понимать в детях? — прозвучал голос Вульфтрит. — Уж женщины-то вернее разберутся, как и где нужно растить ребенка.

— Собирайся, Эльсвиса, — повторил Эльфред.

— Но малыш может простудиться, — робко возразила она.

— Эльфред, ты понимаешь в войне, вот войной и нанимайся, — резко бросила королева, вставая. — А детей предоставь женщинам.

Принц повернулся и слегка поклонился Вульфтрит.

— Верно, госпожа, — вежливо ответил он. — Я разбираюсь в войне. Пусть женщина кормит и ухаживает за ребенком, это ее дело. Но воспитывать его она должна так, как скажет отец. Отец волен в своем сыне, — и, обернувшись к жене, принц с улыбкой пообещал: — Дочь я позволю тебе воспитывать так, как ты сама захочешь. В воспитании девочки ни один мужчина не понимает столько, сколько женщина. Собирайся.

Почувствовав движение за спиной, он обернулся — из любопытства, а не потому, что почувствовал что-нибудь особенное. Мало ли кто может бродить по зале, где королева проводит время. В дверях, совсем близко, стояла молодая женщина в полупрозрачном покрывале на волосах, из-под которого выбивалась темно-русая блестящая прядь. Складки зеленого платья обтекали роскошную фигуру женщины, как волны охватывают остров, и стояла она так, будто пыталась привлечь к себе внимание какого-нибудь мужчины. А, может, и всех мужчин, которые находились в комнате. Пояс был повязан так, что ее пышные бедра бросались в глаза каждому.

Женщина нисколько не стеснялась обращенных на нее взглядов. Посмотрев в глаза Эльфреду, она улыбнулась, слегка повела плечами, и принц ощутил, как в животе у него разгорается пламя. Не боль, а странное томление, которое он, помнится, испытывал лишь однажды — в первую брачную ночь, когда стягивал с молодой супруги тонкую полотняную тунику, а та смущенно прятала лицо и отворачивалась. Эльсвиса очень боялась того, что должно произойти, и одновременно желала этого — он видел пламя в ее взгляде, и до сих пор помнил, как она нервно облизывала губы.