Что?

Я кое-как вылез из постели. Тело тут же растворилось в нежной ночной прохладе – блеск! Правда, какая-то парочка явно пивших вместе со мной кузнецов тут же схватилась за молотки и принялась стучать по всем наковальням в моей голове. Так, нужно постоять, подышать глубоко, тогда должны успокоиться.

Так, вроде полегче. Одевшись, я тихо вышел из спальни и на ощупь стал пробираться к лестнице.

Пару раз обо что-то ударившись, я тихо ругался. Правда, когда я со всего размаху врезался пальцами правой ноги во что-то твердое, я выругался достаточно громко и еще несколько минут сидел в темноте, растирая ушибленные пальцы.

Достигнув второго этажа, я услышал Сашку. Его храп властвовал здесь со всей свойственной ему силой. Может, разбудить его, сказать: «Ну-ка, Саня, вставай! Поехали на рыбалку!» Представляю себе его реакцию. Если он еще не считает меня полностью спятившим, то после такого предложения это будет несомненно так. Хотя в общем-то что здесь такого? Я кое-как улыбнулся.

Вон у меня сосед, тот и зимой все ходит. Денег – куры не клюют, а он на середину реки заползет, ящик какой-то поставит, дырку прокрутит и, завернувшись в толстенный тулуп, наверняка от Стефано Ричи, сидит. Ловит. Полчаса проходит, он себе пятьдесят грамм накапает. Раз. Огурчик. И снова сидит. Ловит. Хорошо. Я даже не знаю, что во всей этой процедуре ему доставляет большее удовольствие. Да и зачем это знать, тем более мне. Ему хорошо, и это главное.

А что, мне хорошо? Да отстань ты от меня с этим вопросом. Себе врать без толку, а правды… Ее и так что-то в последнее время стало очень много. Суровой такой, горькой и противной. Для меня.

Еще немного постояв в темноте и послушав Сашкин «концерт», я поспешил вниз. Нужно только на кухню за сигаретами заскочить. Вот единственные мои друзья, правда, обманывают ведь, сволочи… За мнимое спокойствие просят очень уж высокую цену. И я плачу. Правда, пока только в кредит, но боюсь, что когда-нибудь мне все-таки выпишут счет.

Я вышел из дома. Освещение территории я включать не стал, а потому, сделав несколько шагов вперед, тут же был проглочен темнотой.

Мне иногда кажется, что ночь – это некое подобие покрывала, наброшенного на клетку с попугаями. «Все, ребята, давай спать. Заткнитесь и спите, я сказал!» То есть был день, а потом раз – и набросили здоровенное такое покрывало, с кучей дырочек, через которые всегда можно посмотреть, что мы там делаем. И смотрят. От этого и кажется, что звезды как-то подмигивают. Просто ходят там всякие, к дырке глазом прильнут, да и нарушат целостность светового потока. Отсюда все и кажется. Вот так, такой вот бред. В детстве это придумал, в пионерлагере. Ага, точно, в походе. Лежал возле костра, смотрел в небо и придумал. Но никому никогда не рассказывал, ни единой душе.

Без малого четыре года назад мне показалось, что в моей жизни что-то произошло, что-то страшное, что-то безумно ужасное и необратимое. И еще недавно я так и думал. Правда, никогда не мог найти ни одного доказательства этому. Теперь же все менялось по-настоящему, и доказательств этому был миллион… А я не верил, я не хотел верить! Потому что то, что я придумал себе сам, – это совсем не то, что придумали за меня. И оказалось, что все-таки в придуманный мир гораздо легче поверить, чем в настоящий. Точнее, легче жить в придуманном мире, где все происходит исключительно по твоей воле – так, как тебе удобно.

А теперь мир вокруг меня рушился по-настоящему. Кирпичик за кирпичиком, столбик за столбиком… И на этот раз многое я изменить не в состоянии. И вот от этого становилось страшно. Но это уже был другой страх. Но не от того, что уже произошло, я не боялся прошлого, теперь я начинал бояться будущего. За каких-то несколько дней я потерял самых дорогих мне людей. Мать, жену и ребенка. Но если во втором случае я еще мог что-либо предпринять и, видит Бог, предприму, то мать я не верну никогда. Никогда. Даже Бог не в силах ничего сделать, да он и не захочет, не для таких, как я.

И так больно становится от того, сколько я потерял за все это время. Сколько слов не сказал, сколько слов не услышал.

Сам, по своей воле, я отказывался от всего того, что действительно мне дорого. Я мог сто раз поговорить с матерью, когда она звонила, но вместо этого я либо просто не брал трубку, либо ссылался на что-нибудь, будь то вселенская занятость или плохое самочувствие. А ведь нужно было просто снять трубку. Не нужно было ни красиво одеваться, ни куда-то ехать, достаточно было просто снять трубку. И все… Господи, как много бы отдал сейчас за один, всего за один такой разговор.

И что в итоге? А ничего, приятель… У тебя куча времени, но ты совершенно не знаешь, что с ним делать. Ты будешь пить. Да, ты будешь пить, это неотвратимо, потому что другого выхода у тебя просто нет. Ты не сможешь унять свою психику, она не позволит тебе этого. В результате ты потеряешь все, что только можно потерять, и сдохнешь в какой-нибудь грязной квартире или прямо на улице, захлебнувшись в собственной блевотине. Как тебе? Ничего?

Вот. Вот потому ты и мучаешься сейчас, потому что просто стал понимать реальное положение вещей. У тебя горит все внутри и не дает спокойно спать, потому что все то, о чем ты сейчас думал, это правда! Кто? Я? Да, ты. А не пойти ли тебе знаешь куда? Знаю, ты уже не раз посылал туда всех окружающих. Смотри, в итоге там окажешься ты сам.

Да заткнись ты! У меня умерла мать, а всем наплевать на это. Как жена могла уйти от меня сейчас, когда мне так нужна ее помощь и поддержка? А ты? Почему ты все это время прятался где-то в собственном мирке и вылезал оттуда только тогда, когда что-то было нужно тебе, только тебе, а? Молчишь?

– Пошел ты! – крикнул я в темноту, выбросил сигарету и, развернувшись на каблуках, быстро зашагал обратно к дому.

Ночь уже растворялась в свежих красках дня. Звезды бледнели, а некоторые исчезали вовсе. Наверное, кто-то с той стороны залепил свою дырочку жвачкой и пошел по своим делам. Мир сразу стал наполняться звуками, и все оживало. Даже деревья, разбуженные ранними птицами, что-то тихо ворчали, шелестя молодой, еще не совсем распустившейся листвой.

За моей спиной вставало солнце. Но я отвернулся и от него.

39

Дома, набрав полную раковину воды и высыпав туда весь запас льда, который был найден в доме, я стоял и погружал в этот небольшой филиал Северного Ледовитого океана свою голову. Практически целиком. Не знаю, возможно, позже я свалюсь с насморком или с чем-нибудь посерьезнее, но сейчас мне было хорошо. Вода уносила куда-то далеко все, что беспокойным и неуправляемым потоком носилось в голове. Муки похмелья утихали, и жить становилось лучше. По крайней мере на уровне физиологии и анатомии. А это уже кое-что.

Но и на психическом уровне происходили серьезные изменения. После продолжительных боев совесть все-таки сдала свои позиции и на некоторое время отступила. Командный пункт вновь заняло мое «эго», хотя некоторые коррективы в мое поведение все же были внесены. Я собирался на работу и хотел целиком отдаться ей, нырнуть в нее, почувствовать все, как раньше. Работать, работать и работать. Сегодня встреча с «Фреско», в десять, кажется. Это будет мое второе рождение.