Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что это? Силуэт, мелькнувший в витрине, показался Лине смутно знакомым. Она обернулась и едва не вскрикнула. Мимо нее почти бежал…Кузнецов. Она не могла ошибиться, это был руководитель фотоотдела «Страны Советов». Все те же редкие светлые волосы с легкой сединой, шейный платочек, темные очки. В ярко-синей курточке, модных джинсах и ботинках, с неизменным кофром для фотоаппаратуры через плечо, Кузнецов, как и она, не выделялся в берлинской толпе. За Иваном Петровичем едва поспевал немец средних лет. Незнакомец что-то эмоционально говорил Кузнецову на ломаном русском, подкрепляя свою речь активной жестикуляцией. Из-под расстегнутой куртки иностранца виднелась белая рубашка с темно-синим галстуком. Официальный вид мужчины завершали черные брюки и до блеска начищенные ботинки. Одним словом, собеседник Кузнецова выглядел типичным гэдээровским функционером. Над этой высшей кастой чиновников, которую еще недавно все побаивались и которой втайне завидовали, в последнее время в ГДР стали все чаще посмеиваться.
«Странно, – подумала Лина, – никто в редакции не сказал, что Кузнецов тоже отправляется в ГДР. Он же тогда на моих глазах в Париж улетел. Уже сюда перебрался? Так быстро? Интересно, что он здесь забыл? Что за миссия, для которой потребовалась встреча с местным партийным начальником? Ясное дело, Кузнецов, в отличие от меня, не собирается готовить репортаж про детские сады и школы в Восточном Берлине. Если бы его съемка была включена в план будущих номеров, ей бы сказали об этом. Тогда зачем он вообще сюда приехал? Неужели чтобы накупить в Кауфхофе шмоток? Сомнительно, на восточные марки не разбежишься… Да и вообще как-то мелко это для Кузнецова. Восточный Берлин не Париж, куда он каждый год мотается на праздник газеты «Юманите» …
Ни окликнуть Кузнецова, ни поздороваться с ним Лина не успела, оставалось только строить догадки.
– Ты знаешь, я только что видела здесь нашего фотографа Кузнецова, – сообщила Лина появившейся из супермаркета Бербеле. – Странно как-то все это… Понимаешь, я ни от кого не слышала в редакции, что наш фотобосс тоже собирается в Берлин. И еще одна странность. Мы обычно считаем командировку за границу дополнительным отпуском, а он пронесся мимо меня так, словно его ждут неотложные дела. В Москве наш геноссе Кузнецов так никуда не бегает, старается соблюдать солидность, приличную для его возраста и должности.
Бербела помолчала несколько секунд, разглядывая витрину, и наконец сказала:
– Мне кажется, Лина, тебе надо забыть о том, что ты его здесь видела. Немедленно, прямо в эту же минуту. Сейчас в Берлине такое неспокойное время… Кто знает, куда, зачем и с кем бежал этот ваш Ivan Petrovich… Штази шпионит за людьми буквально повсюду. Не думаю, что ваши органы безопасности работают иначе. Лина, я не вправе давать тебе советы, однако, мне кажется, что в Москве ты не должна рассказывать о том, что видела его здесь. Если, конечно, геноссе Кузнецов сам тебя не заметил и не спросит в Москве, что ты делала на Александр плац. Впрочем, он может выяснить это и без твоего участия.
По спине Лины вновь пробежали противные мурашки. Опять она прикоснулась к какой-то опасной тайне, и снова эта тайна была связана с Кузнецовым. Лина предложила подруге выпить немного вина в каком-нибудь соседнем баре, чтобы немного успокоиться.
Сообщение Семена Людова, не давало Лине покоя. За что можно жестоко убить журнального фотографа? Допустим, Кузнецов сотрудничал с КГБ. Ну и что? Тоже мне – секрет Полишинеля… Все советские журналисты знали, что их коллеги, направленные в длительные командировки за рубеж, под прикрытием журналистских удостоверений параллельно выполняют задания спецслужб. Недаром на зарубежное отделение факультета журналистики МГУ при советской власти принимали только мальчиков. Между собой студенты журфака, где училась Лина, так и называли эту кузницу кадров для разведки: «шпионское отделение». Возможно, Кузнецов имел отношение к внешней разведке и курировал собкоров центральных изданий, трудившихся в Париже и в Лондоне. Ну и что с того? За скучную, бумажную, к тому же, малоэффективную после ликвидации советской власти работу не убивают. В девяностые убивали только за деньги. Оставалось узнать «самую малость»: кому Кузнецов перешел дорогу и какие деньги стали причиной его убийства.
Для начала Лина, порывшись в интернете, откопала некрологи памяти Кузнецова. Разнообразные издания откликнулись на это событие маленькими заметками в разделе происшествий. Впрочем, ничего удивительного. В девяностых Иван Кузнецов превратился из члена редколлегии международного издания ЦК КПСС в обычного пенсионера. Краткое сообщение о его смерти в траурной рамке появилось на последних страницах центральных газет лишь благодаря его многочисленным знакомым, которые продолжали работать в прессе. Кузнецова похоронили на «номенклатурном» Троекуровском кладбище, и это означало, что о его похоронах похлопотал кто-то весьма влиятельный. Через несколько лет на могиле Кузнецова был поставлен памятник, где рядом с годом смерти появилось лаконичное: «Убит», а еще через пару лет на памятнике появились имя и фамилия его жены с датами жизни и смерти.
За долгие годы у Лины накопилось множество вопросов касательно Кузнецова, ответов на которые не было. Внезапно Лина вспомнила еще одну странную встречу с ним в конце восьмидесятых.
Перестройка шла полным ходом, в стране откуда ни возьмись появились богатые люди, и в столице, как грибы после дождя, стали открываться злачные места: стриптиз-клубы, казино, букмекерские канторы. Любознательный Шурик Баргузин (он руководил в «Хороводе» отделом детской жизни с единственной подчиненной – Линой) очень хотел заглянуть в подобное «гнездо разврата», но в одиночку трусил и активно агитировал коллегу составить ему компанию. Поначалу эта идея у Лины восторга не вызвала, но шебутной мини-шеф сообщил, что уже договорился «с одним изданием». Дескать, они отправятся в казино не просто так, а по заданию той редакции. В итоге и в рулетку «на халяву» сыграют, и гонорар заработают. В то время казино представлялось Лине настоящим очагом разврата и чистогана, но отступать было поздно.
Вскоре они подкатили на красном «ушастом» «запорожце» на площадь трех вокзалов. Именно там, в гостинице «Ленинград», располагалось первое в столице казино. Шурик с трудом втиснул свою машинку между «лексусом» и «мерседесом» на стоянке и сообщил двум «гориллам»-вышибалам, что «нас уже ожидают». Хозяин, кажется, голландец, быстренько рассказал Лине под запись историю открытия своего заведения в «красной Москве», разрешил Шурику сделать его портрет и сфотографировать игорный стол без игроков (таковы правила во всех казино) и напоследок вручил Лине фишки – чтобы она смогла сама испытать азарт игры. Увидев это, Шурик аж задрожал от зависти и нетерпения.
– Мы тут в первый раз, значит, тебе должно повести. Новичкам всегда в казино везет, ты в курсе? Чур выигрыш пополам! Знаешь, как мне деньги нужны! Швейная машинка сломалась, а я уже новые джинсы себе раскроил. Широкоугольный объектив для фотоаппарата присмотрел. Надо заплатить сверх цены, сама понимаешь. Ну, и для «запора» пора кое-что прикупить. В общем, как только выиграешь, в чем я не сомневаюсь, сразу же меняем фишки на деньги и сливаемся. Не пытайся выиграть еще раз и повышать ставки, все продуешь!