«Фирме требуются рабочие строительных специальностей». Очень расплывчато. «Зарплата от 20 000 до 45 000 рублей». Тоже не совсем ясно, из-за чего такой скачок в двадцать тысяч. Скорее всего, оплата сдельная. Но даже… Но даже если ему будут платить по минимуму, то есть 20 000 рублей, то… Путем нехитрого подсчета Макс прикинул, что в Салимове ему придется пять месяцев работать, чтобы получить минимальную московскую зарплату. Макс еще раз взглянул на многообещающее объявление и вздохнул. К сожалению, эти зарплаты пока оставались только цифрами на бумаге…

* * *

Петр Сергеевич положил трубку и посмотрел в окно. В круглой беседке напротив ворот сидели две лаборантки, Юля и Света, а в центре, размахивая руками, что-то рассказывал Гордей. Юморист.

Петр встал и вышел из кабинета.

Девушки замолчали, когда Авдонин подошел к беседке. Гордей, увидев Петра Сергеевича, выпрямился, встал по стойке «смирно».

– Расслабься. – Авдонин достал сигарету и закурил. Все это время подчиненные молчали. Петр сел рядом с девушками.

– На втором блоке, – начал он, – в десятой теплице форточки не открываются.

Юля и Света встали и пошли в цех. Гордей присел на их место.

– Концевики надо проверить, – деловито произнес он. – А может, и вовсе банальный случай – кто-то в щитовой автомат выключил.

Петр Сергеевич повернулся к нему, прищурился от едкого табачного дыма и произнес:

– Так пойди и разреши эту банальность. – И встал.

– Не понял, – как-то по-детски протянул Гордей.

Авдонин едва сдерживал раздражение.

– Гордей Филиппович, а что тут непонятно? Либо ты работаешь, либо увольняешься по собственному желанию. Уловил суть?

– Но, Петр Сергеич, я же инженер…

– А я начальник цеха, мать твою! – закричал Петр Сергеевич, что, надо признать, было редким явлением.

Немного успокоившись, подошел вплотную к Гордею и сказал:

– Михалыч в седьмом блоке, перебирает пульт. Серега ни черта не смыслит. Так что давай надевай свою новенькую робу – и на второй блок. Это тебе вместо законов Кирхгофа. – Развернулся и пошел к цеху.

Гордей уже не возражал. Да и что он мог возразить? За последний месяц (пока Авдонин был в отпуске) Гордей Филиппович сократил двоих. Максим Бабурин был третьим. Люди увольнялись и так. Кто захочет работать за четыре тысячи? Находили что-то лучшее и писали заявление по собственному. Гордея его зарплата устраивала – чуть больше девяти тысяч, и занимаемое положение ему тоже импонировало. Ходил петухом Гордей Кроткий, и его поведение никак не вязалось с фамилией. Хочу – уволю, хочу – премии лишу. Вот такая жизненная позиция. Но это было до того, как Авдонин указал ему на его действительное место. На предприятии настолько шаткое положение, что Гордей завтра же мог оказаться на бирже труда в очереди за Бабуриным. Нет, это не входило в его планы. Как минимум место Авдонина его бы устроило. Макс был прав – именно поэтому Гордей и оберегал Сергея. Его папа мог дать ему путевку в перспективное будущее.

Новый джинсовый костюм сидел как влитой. Год назад на комбинате работали израильтяне, помогали оборудовать шестой, десятый и двенадцатый блоки. Они все были вот в таких джинсовых костюмах, которые и робой-то назвать язык не поворачивался. Гордей неделю ходил за их главным, клянчил. Хотел выменять. Еврей, решив, что у Гордея все равно ничего нет, отдал костюм так.

До блока Кроткого подбросил тракторист из транспортного цеха. Всю дорогу, перекрикивая шум двигателя, парень что-то рассказывал Гордею. Но тот не слушал. Кроткий был далеко. Он мысленно вернулся в институт. Походил по кабинетам, где заставал себя спящего на последней парте. Пролистал переписанные впопыхах перед зачетом конспекты и ни черта там не нашел. Гордей не выяснил, как ему устранить неполадку, как разрешить эту банальность. Это он при начальнике хорохорился, а на деле ничего не знал. Он готов был выучить законы Ома и Кирхгофа, лишь бы не идти сейчас в теплицу и не позориться.

Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь. Это о Гордее. Чему учился, хоть сколько-нибудь понятно. Его учили не только быть руководителем, но и специалистом. А специальность его называлась «Электроснабжение промышленных предприятий и сельского хозяйства». Так что такие вот «банальности» он должен щелкать как орешки. Да не тут-то было. Он проучился долгие пять лет как-нибудь.

Гордей вошел в темный коридор. Грязные стены, вздыбленный пол. Такое можно увидеть только в запущенном хозяйстве. Руководство решило делать ремонт только там, где ступает нога иностранца. В прошлом году три блока отремонтировали за счет израильтян, решивших в рекламных целях установить на захудалом российском предприятии свое оборудование. В этом уже голландцы заезжали. Пятый блок засиял. Правда, вместо родных томатов и огурцов там будут расти голландские розы. Теперь ходит слух, что в четвертом блоке собираются выращивать клубнику и томаты «черри». И будет это делом рук опять же каких-нибудь иностранцев. Что делать, если у нас, за что ни возьмемся, только «калаши» получаются? Каждый должен заниматься своим делом. Черт! Опять Гордей мысленно подошел к тому, что он, Кроткий Гордей Филиппович, должен сидеть в кабинете и вызывать к себе Михалычей и Серег, да хоть бы даже и Петров Сергеевичей. Ну а на обеде общаться с Юленькой и Светочкой.

Странное дело: несмотря на обновляющиеся за счет иностранцев блоки, у рабочих зарплаты так и оставались мизерными. Да еще и сокращения начались… На самом деле Гордею было наплевать на их зарплаты и сокращения. Лишь бы у него все было гладко.

Кроткий подошел к железной двери слесарки, дернул за ручку. Заперто.

– Он неделю уже на работу не выходит.

Гордей обернулся. Парень лет двадцати сидел в курилке.

– Ты это о ком?

– Ты же Кольку ищешь?

Кроткий кивнул.

– Так вот, он в запое.

Все! Последняя надежда постоять рядом и поруководить умерла.

– А ты не в курсе, где дежурный?

– В десятой теплице. Там что-то с форточками…

Кроткий, не дослушав парня, направился к теплице. Дежурный оператор стоял у кнопок, включающих подъем-опускание форточек, и что-то там рассматривал.

«Вот и я так сейчас встану и буду смотреть на эту кнопку. Только с одним отличием. Вид у меня будет не такой глупый».

Гордей родился с умным лицом. Даже те вещи, о которых он слышал вскользь, Кроткий мог обсуждать как дока, с умной миной на лице.

– Здорово, – Гордей попытался вспомнить имя оператора, но не смог.

– Привет, Филипыч. – На лице дежурного появилось облегчение.

– Что, вообще не фурычит? – Кроткий со знанием дела ткнул пальцем в верхнюю кнопку.

– Ни туда, ни сюда.

– Ладно, разберемся…

Не разобрались.