Я сижу в ледяной воде в Медицинской школе университета Миннесоты

Ожидая результатов из Института Файнштейна, я сел в самолет и отправился в Дулут (штат Миннесота), чтобы посетить лабораторию гипотермии в Медицинской школе Университета Миннесоты. Два всемирно известных физиолога, Роберт Позос и директор лаборатории Ларри Уиттмерс, встретившие меня там, замеряли мою внутреннюю температуру тела и другие показатели, погружая меня в ледяную воду с интервалом в пятнадцать, а затем в двадцать минут. Оба физиолога были поражены тем, что я смог поддерживать свою внутреннюю температуру тела, поскольку ни один из них никогда не видел ничего подобного раньше, несмотря на многолетние исследования холода. «Обычная реакция на шоковую температуру отсутствовала, — позже отметил Уиттмерс в интервью «Эй-Би-Си Ньюз». — Не было никакого привычного ответа. А реакции, которые вы видите у большинства людей, подвергающихся воздействию такого рода ситуаций, неконтролируемы»[25].

После этого мы вернулись в Нью-Йорк, и вскоре мне позвонил доктор Камлер. У него были результаты экспериментов в Институте имени Файнштейна, и он был очень рад поделиться ими: «Если вы способны воспроизвести то, что вы сделали, это будет означать очень важные последствия для человечества». Он перечислил около двадцати различных болезней и состояний, от артрита до болезни Крона, с которыми мы сможем бороться благодаря тому, что я продемонстрировал беспрецедентный контроль над своим блуждающим нервом.

Эксперимент показал, что я по собственной воле управляю аетономным механизмом, а это, в свою очередь, означало, что я могу контролировать воспаление — причину и следствие многих болезней. Возможности медицинского применения этого казались доктору Камлеру безграничными.

Что, если мы действительно способны взять под контроль нашего разума причину и следствие болезни? Разве это не удивительно? Но это случилось в Манхассете. И пока доктор Камлер говорил, меня охватило чувство своего предназначения, прямое знание. Да, сказал я себе. Я могу это сделать. Я пробудил это состояние сознательно, и я могу показать другим, как это сделать. И тогда, в этот момент, родилась моя истинная миссия. Я ведь миссионер, помните? Помните, как при моем рождении мама сказала: «О Боже, пусть этот ребенок живет! Я сделаю его миссионером!»? Именно в этот момент я понял, что моя миссия — донести это знание до человечества, потому что каждый способен на то же, что и я. Я был вдохновлен и полностью заряжен своей миссией, и с этим мощным осознанием во мне проснулось чувство веры и предназначения. Это было преображение.

Через полчаса мне позвонила жена. Моя мать умерла. Она упала, впала в кому и умерла. Она обещала сделать меня миссионером, и теперь, в тот момент, когда миссия наконец появилась в моем видении, она ушла. Как будто она знала. В моем сердце была пустота, но я также был полон надежды. Я подумал: «Мама, покойся с миром. Ты все сделала хорошо! Я буду служить своей миссии и почитать тебя, распространяя свое послание как можно большему числу людей. Я верну счастье, силу и здоровье туда, где им место, мама, — в душу и сознание, а жизнь и любовь раскроют свои лепестки».

В последующие недели доктор Камлер, доктор Трейси и я по телефону договорились провести сравнительное исследование в буддийском ретрите в Катскиллских горах штата Нью-Йорк. Мне предстояло обучить группу испытуемых управлять блуждающим нервом точно так же, как я это продемонстрировал. Но этого так и не произошло. Вместо этого в Нью-Йорке внезапно перешли в «режим радиомолчания». Я ничего не понимал. Ученые проводили исследование за исследованием с другими людьми, которые не могли достичь результатов, достигнутых мною, но по какой-то причине со мной никто не работал.

Это разочаровывало, но я не был подавлен. Я продолжал идти по пути своей миссии. Три года спустя я познакомился с Винсентом Вийерсом, директором «Цирка мыслей», выступавшего в знаменитом Королевском театре Карре в Амстердаме. Он слышал о моей истории и был вдохновлен моими воззрениями. Он хотел вывести меня на сцену театра на две тысячи мест и погрузить в лед на час или больше, чтобы продемонстрировать, что я могу контролировать свою внутреннюю температуру тела. Эксперимент должен был сначала состояться под наблюдением профессора Марии Хопман, физиолога из Медицинского центра Университета Неймегена, а затем повториться на сцене «Цирка мыслей».

Когда я пришел в театр, там было не меньше двадцати человек и еще больше мониторов. Они подготовили для меня странный эксперимент — восемьдесят минут во льду с одной отставленной рукой, из которой брали кровь. Я проглотил устройство размером с таблетку, способное измерять внутреннюю температуру тела и выводить его показания на удаленный монитор. На меня поставили кучу датчиков, чтобы измерять температуру моей кожи. За восемьдесят минут набрали тридцать шесть пробирок крови и отправили их в шесть разных лабораторий для анализа.

Все это было очень странно и привлекло большое внимание в университете. Многие люди пришли посмотреть, из-за чего весь этот переполох, в том числе доктор Михай Нетеа, один из величайших умов Нидерландов и выдающийся ученый, изучающий эволюцию иммунной системы человека. То, что наблюдали доктор Нетеа и его коллеги, было для них невероятным: они знали, что то, что я делал, физиологически невозможно. И все же я это делал. В течение всех восьмидесяти минут, во время которых я находился под воздействием льда, моя внутренняя температура тела оставалась постоянной — 37 °C. Частота сердечных сокращений оставалась низкой, а кровяное давление — в пределах нормы[26].

Исследование профессора Хопман показало, что скорость моего метаболизма увеличилась на 300 % в течение периода воздействия, и это увеличение скорости метаболизма привело к увеличению выработки телом тепла.

Несмотря на восьмидесятиминутное погружение всего тела в лед и значительные потери тепла через кожу, внутренняя температура тела поддерживалась, вероятно, за счет увеличения расхода энергии (и, следовательно, выработки тепла), — пишет доктор Хопман в своем отчете об эксперименте. — Этот человек, возможно, оказывал воздействие на вегетативную нервную систему и тем самым активно управлял сердечно-сосудистой системой и терморегуляцией[27].

Все врачи были поражены, но я знал, на что я способен, — вернее, на что способен мой разум. Я подготовил свою биохимию к работе, выполнив дыхательную процедуру в машине по дороге в университет. Моя метаболическая активность возросла до такой степени, что я просто не чувствовал холода. Так что, хотя температура кожи упала почти до нуля, я как будто включил обогреватель внутри своего тела. Я чувствовал себя прекрасно. Я мог действовать и разговаривать со всеми, кто подходил ко мне, и отвечать на их бесконечные вопросы. Я вовсе не дрожал и не страдал. На самом деле все было совсем наоборот.