— Тут кофе пахнет, — сказал кондуктор, открывая окно, чтобы немного проветрить.

— Это от моего рюкзака, — объяснил Барнаби, садясь ровнее и отстегивая ремень, чтобы влезть в лямки.

Кофе ему на прощанье подарили Этел и Марджори — набили рюкзак под завязку, чтобы мальчик остался в Рио-де-Жанейро на земле. Приехав на станцию в Сан-Паулу, он очень устал, но путешествие, похоже, освежило его — теперь он был бодр, словно проспал несколько дней. Однако, выйдя на перрон, он с удивлением увидел вывеску «Пенсильванский вокзал».

— Извините, — обратился Барнаби к проходящему полисмену. — Далеко ли отсюда аэропорт Рио-де-Жанейро?

— Около пяти тысяч миль в ту сторону, мальчик, — ответил полицейский, показывая на выход с перрона.

— Пять тысяч миль? — переспросил Барнаби, не веря своим ушам. — А где я вообще?

— В Нью-Йорке, — ответил полицейский. — В великолепнейшем городе на свете.

— Вообще-то великолепнейший город на свете — Сидней, — сказал Барнаби. Возможно, он и удивился, оказавшись в Северной Америке вместо Южной, но такое заблуждение спускать с рук никому не собирался. Полицейский, однако, вроде бы не обиделся — только пожал плечами и двинулся дальше, а Барнаби вышел из здания вокзала, не понимая, что же ему делать. Очевидно, он всю дорогу проспал и самолет в Сидней вылетел из Рио без него.

А Барнаби теперь был один на улицах огромного города. Почти час он просто бродил — пошел по одному проспекту, перешел боковую улицу, прошел по другой, пересек небольшую площадь и оказался в людном торговом районе. Его поражала высота зданий и толпы народу, спешившие по тротуарам. Немного погодя он увидел, как в один небоскреб выстраивается очередь, и посмотрел на большую мраморную табличку на стене: «Здание Крайслер». Тут кто-то толкнул его сзади, сорвал с плеч рюкзак и бросился бежать с ним по улице.

— Эй! — крикнул Барнаби. — Держи вора!

Но сделать тут ничего уже было нельзя. Не успев даже кинуться в погоню, Барнаби понял, что ноги его отрываются от тротуара, а весь он взлетает. Он долетел почти до вершины здания, но ударился головой обо что-то твердое и железное, и в глазах у него потемнело, а город под ногами закружился вихрем.

— Уа, — сказал Барнаби Бракет.

— Эй, парнишка? Ты живой?

Барнаби открыл глаза и посмотрел вверх. Он парил под сетчатой клеткой, висевшей на стене дома под тем карнизом, за которым начиналась террасная верхушка. Сквозь решетчатый пол виднелась пара крепких черных башмаков.

— Скажи что-нибудь, парнишка? Ты не поранился?

— Угх, — простонал Барнаби, глядя в висящую клетку, — там среди ведер и швабр стоял парень в синем джинсовом рабочем комбинезоне. — Что со мной случилось?

— Ты подлетел сюда, как воздушный шарик, из которого выпускают воздух, — ответил этот молодой человек. — Потом врезался в меня и стукнулся головой. Как тебе вообще это удалось?

— Летаю, — ответил Барнаби, встретившись взглядом с ястребом, который кругами спускался к Хадсону. Ему стало завидно — птица умеет парить и приземляться по желанию.

— Шутишь, да?

Барнаби попробовал пожать плечами — только плечи его прижимались к решетке, и шевелить ими было трудновато.

— Вы мне поможете забраться в клетку? — спросил он.

— Конечно, — ответил парень, перегибаясь через борт. Он схватился за уши Барнаби, чтобы удобнее было тянуть, а потом как следует прижал мальчика за плечи, чтобы тот больше не улетал. — Впервые у меня такое, — изумленно покачал головой он. — Обычно в гости ко мне сюда никто не заглядывает.

— Вы мойщик окон? — спросил Барнаби, озираясь. По полу клетки были разбросаны щетки, швабры, шпатели и губки.

— По крайней мере, днем. Чтобы не голодать.

Барнаби задрал голову и посмотрел на самую вершину здания. Пришлось даже назад немножко откинуться, чтобы получше разглядеть треугольные окна и ребристые стальные арки, которые их окружали.

— Внушительно, да? Целая неделя уходит, чтобы их все вымыть, знаешь. Меня, кстати, Джошуа зовут, — добавил молодой человек и протянул одну руку. — Джошуа Прюитт.

— Барнаби Бракет, — ответил Барнаби.

— Большая у тебя на голове шишка, — сказал Джошуа, пальцами чуть раздвинув волосы у Барнаби на голове. — Надо тебе ее промыть. Спустишься со мной?

Барнаби огляделся. Особого выбора у него не было — либо спускаться опять на улицу, либо улетать дальше в небо.

— Ну ладно, — ответил он.

Джошуа кивнул, взял металлический кирпич, висевший на стенке клетки, шлепнул по большой зеленой кнопке, и они начали опускаться. Джошуа крепко держал Барнаби за руку, когда уже на земле они свернули за угол и вошли в здание через служебную дверь. В небольшом вестибюле Барнаби увидел только серую дверь лифта. Они вошли, и Джошуа нажал на кнопку «–3». Кабина поехала в глубины здания.

Выйдя из лифта, они прошли извилистым коридором, где древние трубы бежали по серым стенам. В них странно булькало и клокотало. Спустились по короткой неровной лесенке, и Джошуа открыл большую железную дверь в темную и мрачную комнату. Дернул за шнурок, и единственная лампочка осветила чье-то жилище. В углу лежал спальник, рядом стояли пустые чашки, пристроилась пара книг и недоеденный бутерброд.

— Извини, что беспорядок, — смущенно сказал Джошуа. — Я уборку тут делаю реже, чем надо.

— Вы тут живете? — спросил Барнаби.

— Ну да. Своя квартира мне не по карману, вот и решил, что и тут на какое-то время сойдет. — Он почесал голову — похоже было, что ему как-то неловко от того, что жизнь ему ничего лучше не предложила. — Гораздо выгоднее, чем платить за какую-нибудь клетушку на другом краю города.

Барнаби задумался: отчего же человек станет жить под таким вот огромным зданием — и где родители этого парня? «Я тоже в таком месте окажусь?» — спросил он себя, пока Джошуа рылся в ящике, задвинутом в угол. Парень вытащил пузырек чего-то зеленого и тягучего на вид, а также пару пластырей. «А если я никогда больше не вернусь домой?»

— Будешь как новенький, — сказал Джошуа, смазывая голову Барнаби зеленкой, в которую он обмакнул ватную палочку. Потом заклеил шишку пластырем крест-накрест. — Тебе получше?

— Гораздо, — ответил Барнаби. Он сел на большую круглую трубу, шедшую по стене почти возле пола, и крепко в нее вцепился — о потолок биться головой больше не хотелось, он был весь стальной. В такие вот минуты он скучал по своему матрасу средней жесткости «Беллиссимо» из «Дэйвида Джоунза».

— Ладно, Барнаби, — сказал Джошуа, — давай-ка я все это сложу на место, и мы вернем тебя на поверхность.

Он скрылся за углом, а Барнаби обратил внимание на открытую дверь в другую комнату. Встал и медленно двинулся к ней, цепляясь за железные фермы, как обезьянка, что скачет с одной лианы на другую. За дверью размещалась очень необычная коллекция скульптур — все из железа, скрученного в причудливые, но очень интересные формы. У некоторых в самую середину были засунуты деревянные дощечки, а их сердцевины испещрены льдисто-голубой краской. Казалось, никакого смысла в этих композициях нет, но все они отличались друг от дружки; Барнаби взял одну скульптуру в руку, и его поразила ее красота — таким работам самое место в художественной галерее или в музее.