Когда-то я видел пушистых котят, таких мягких, нежных, крошечных, весом не более птички. Торговцы-арабы привозили их откуда-то из Малой Азии и продавали в семьи — для красоты и забавы. Котятки и вправду выглядели очаровательно: с круглыми зелёными или золотистыми глазками и маленькими розовыми носиками. Я знал одну кружевных дел мастерицу, чья лавка находилась неподалёку от Пуэрта дель Соль. Она держала кота и кошку такой породы и часто продавала котят.

Кружевницу звали донья Трини. Она частенько встречала меня на базаре и давно заприметила: говорила, что я приношу ей удачу. Да-да, она верила, что, стоит ей дотронуться до моих одежд, торговля в этот день идёт замечательно и она получает хорошие барыши{26}. Завидев меня, она всегда окликала:

— Эй, привет, чернявенький! Иди-ка сюда, поближе. Может, счастье мне принесёшь.

Что ж, настало время попросить её о благодарности.

Когда я заглянул в лавку, кружевница показывала знатной даме воротники, но, завидев меня, широко улыбнулась, кивнула и дала знак подождать. Я затаил дыхание и сосредоточил все свои душевные силы, желая кружевнице добра и благоденствия. Бог услышал мои молитвы: дама купила целых три воротника и щедро отсыпала золотые дублоны{27} из кошелька в ладонь доньи Трини. Я отошёл подальше от крыльца, дожидаясь, чтобы покупательница вышла из лавки, потому что иногда белые люди суеверно боятся, чтобы я ненароком не наступил на их тень. Я совсем не хотел её напугать.

Наконец я услышал голос кружевницы:

— Эй, дружок-уголёк! Где ты там? Ты же опять мне удачу принёс! Я тебя сейчас пирожком с финиками угощу.

Глаза доньи Трини искрились, а морщинистое лицо сияло от счастья, ведь на полученные за воротники золотые дублоны она сможет прожить много недель.

— Донья Трини, мне не нужен пирожок с финиками, — решительно сказал я. — Я хочу вас кое о чём попросить...

Выражение её лица тут же поменялось: она заподозрила, что я хочу получить часть её дублонов.

— О чём меня можно попросить, чернявенький? Я же бедная женщина, я даже не вижу тех денег, что выручаю за кружево! И материалы закупай, и лавку содержи, и налоги плати... Я, конечно, постараюсь, потому что ты — мой талисман. Чего ты хочешь?

— Мне нужен белый котёночек.

Она радостно захлопала в ладоши и запрыгала, точно девочка, тряся чёрно-коричневыми юбками.

— Будет тебе котёночек! Красавец, а не котёнок! Остальных-то из этого помёта я уже продала, а этот самый маленький, самый хорошенький!

Она убежала в задние комнаты, где ела, спала и плела кружево, и вскоре вернулась с белым пушистым комочком в руках. Вслед ей раздалось протестующее мяуканье мамы-кошки.

— Только посмотри, какая прелесть! Этого котёнка никто не хотел покупать, потому что у него разные глаза: один голубой, другой зелёный. Но ты же сам волшебник и знаешь, что разные глаза — это большая редкость и удача. Забирай, дружок-уголёк, он твой!

Бережно приняв подарок, я устроил его за пазухой, где он тут же начал урчать. А потом я побежал домой, потому что хозяйка уже наверняка беспокоилась из-за моего долгого отсутствия. Она действительно поджидала меня у дверей, нервно постукивая ногой об пол.

— Хуанико! Почему так долго? — набросилась она на меня с упреками. — Больше никаких поручений давать не буду и за порог не пущу!

— Госпожа, не ругайте! Я хотел сделать Паките маленький подарок. Вот он. — С этими словами я вынул из-за пазухи котёнка.

— Ой, Пушок! — воскликнула донья Хуана Миранда и, схватив маленькое существо с забавной приплюснутой мордочкой, прижала к себе и зарылась носом в его шёрстку. — Спасибо, Хуанико!

Потом она опустила котёнка на пол, и Пакита, вскрикнув от радости, бросилась к своему подарку. Перепуганный котёнок сжался и зашипел. Хозяйка быстро нашлась: взяла клубок яркой шерсти, привязала на длинную нить, и Пакита с Пушком (ибо никак иначе мы его с тех пор не называли) принялись радостно играть. А Ла-Нинья весело гукала, глядя на их игру.

Пушок стал любимцем всей семьи. Девочек он забавлял, и они уже не так стремились проникнуть в мастерскую. Порой дон Диего и сам играл с ним перед сном, а когда Пушок вырос в почтенного благовоспитанного кота, Мастер позволял ему гордо восседать на подлокотнике своего кресла.

В тот год, на исходе весны, король однажды пришёл в мастерскую в сопровождении пажей и герольдов и объявил, что посылает своего придворного художника в Италию: посмотреть на работы великих мастеров прошлого, о которых рассказывал Рубенс, приобрести для дворца картины и скульптуры, а главное — посетить в Неаполе инфанту{28} Марию Анну и написать её портрет. Инфанта, сестра нашего короля, совсем скоро выходит замуж за короля Венгрии Фердинанда III[26].

Когда Мастер объявил госпоже о предстоящем путешествии, она воскликнула:

— А как же дети? Брать их с собой нельзя, а оставить их я тоже не могу, я этого просто не перенесу.

— Я поеду один. С Хуанико, — ответил Мастер.

В ответ на это его жена заплакала, затопала ногами и пообещала подняться на четвёртый, верхний, этаж дворца и выброситься из окна. Но дон Диего её терпеливо утешал, и они в конце концов порешили, что хозяйка с детьми проводят нас до Севильи и поживут там у её отца, пока мы с Мастером не вернёмся из Италии.

Мои сборы были просты: сложил в тряпицу свои скромные сокровища да завязал в узелок. Мастер тоже собрался быстро: один костюм — на нём, другой в багаже. Холсты и кисти он намеревался купить в Италии.

Король отдал приказ опечатать нашу квартиру во дворце и поставил возле двери стражника. Он также велел охранять наш городской дом, чтобы к возвращению Мастера там всё осталось в целости и сохранности. Хозяйка, конечно, волновалась за имущество, поэтому ковры и гардины сняли, уложили в сундуки и пересыпали ароматическими травами от моли. Столовое серебро она спрятала под каменными плитами пола. Наконец, бледная, заливаясь слезами, она объявила, что готова отправиться в путь.

Наш караван состоял из двух экипажей: в первом — господин с госпожой, детьми и нянькой, а во втором — служанка госпожи, кухарка и я. Второй экипаж был не так красив и удобен, без подушек и пружин в сидениях, но лошади наши скакали резво, и на очередной постоялый двор мы прибывали одновременно с хозяевами. Ещё один пассажир сидел