в дружеской компании, чем многие оправдывают свою пагубную привычку, никакой дегустации дешевого алкоголя, когда с видом знатока обсуждают отличия одного пакетированного вина от другого. Только анестезия, одинокое путешествие в черную дыру, где нет ни мыслей, ни воспоминаний. Проблема заключалась в том, что утром он ничего уже не помнил не только о вчерашних событиях, но и о многом другом. В памяти стали стираться образы из прошлого: он уже не мог представить лицо деда, только по записям в тетради припоминал об Одийчуке и даже образ любимой собаки постепенно таял. Это выводило из себя и заставляло вновь напиваться. Пичушкин шел в парк, бродил по давно истоптанным дорожкам, а потом, шатаясь, возвращался домой и еще долго сидел возле подъезда, так как не мог самостоятельно взобраться по шести ступенькам до площадки с лифтом. Его замечала идущая с работы мать и затаскивала в квартиру. Иногда в таком полубезумном состоянии он замечал во дворе кого-то из знакомых, с трудом поднимался, подходил и спрашивал:

– Ты помнишь мою собаку?

6

Битцевский лес

2001–2002 гг.

Считается, что слово «битца» означает «остров посреди реки», и лес на юге Москвы всегда полностью оправдывал это название, оставаясь островом проклятых, прибежищем для лишних и ненужных людей. Жители Зюзина, Ясенева, Чертанова, Северного Бутова и Коммунарки всегда чувствовали опасную близость к зеленому массиву, от которого веяло холодом и печалью. Человеку свойственно маскировать страх агрессией, наверное, именно поэтому вокруг лесного острова образовались самые бедные и криминальные районы столицы. Иногда казалось, что по мере приближения к лесу люди попросту теряют человеческий облик. То, что выглядело совершенно безумным возле метро «Каховская» или «Новоясеневская», становилось вполне привычным и естественным, стоило только проехать несколько автобусных остановок в сторону леса. По дороге из магазина муж мог заорать на жену или даже дать ей затрещину. Школьники устраивали здесь темную однокласснику. Подростки ходили стенка на стенку. В середине 2000-х эта добрая традиция, правда, постепенно стала сходить на нет. Драться запрещать никто не собирался, но наличие такого большого количества людей, объединенных общей идеей «навалять» соседнему району, начали вызывать у милиции опасения: народный энтузиазм всегда настораживает власти.

Если вы действительно хотели оказаться на «острове проклятых», нужно было двигаться дальше, в сторону необычайно холмистого для Москвы леса. Попадавшиеся тут и там рвы и пригорки можно было принять за эхо войны – подобного в лесах Подмосковья предостаточно. Но здесь это эхо звучало как-то слишком ровно и упорядоченно, снаряды не взрываются по линейке. Если зайти с главного входа, Битцевский лес мог показаться обычным, чуть более диким, чем принято в столице, парком. Как знаменитый Лосиный Остров на северо-востоке столицы, только без лосей, ежей и лис. Зато бездомных собак тут было в избытке.

Гуляя по лесу, вы вскоре начинали встречать ничем не примечательные компании по два-три человека, которые сидели на лавочках, пригорках и возле пруда, распивая алкоголь. Картина, типичная для любого парка. Кое-где попадались бродяги, то были безнадежные алкоголики, которых уже перестали пускать домой. Лучше было пройти еще немного, в самую глубь, хоть это займет много времени. Чтобы ускорить продвижение, разумно было бы зайти с другой стороны, но, если ваш путь начался от центрального входа, путь предстоял долгий. По дороге вам встретятся заброшенное жилье, пара свежеотстроенных церквушек, одноэтажные здания, напоминающие бетонные бытовки, и какие-то лачуги из шифера и веток, где селятся бродяги, у которых больше нет надежды вернуться домой. Не останавливайтесь, дальше вам будут часто попадаться пустыри и высокие заборы с колючей проволокой. Они кажутся заброшенными, но повсюду таблички, гласящие о том, что объект находится под наблюдением. Так ли это, можно проверить, но лучше не стоит.

После долгой-долгой прогулки вы подойдете к черному обелиску, на котором высечены незнакомые вам имена. Вы оказались на Бутовском полигоне. Это обелиск, на котором высечены имена людей, которых здесь расстреляли. 20 761 человек, если точнее. По крайней мере, это кто известен. Сколько погребено в расстрельных рвах, никто уже не расскажет.

В древние времена на этой территории были села и городища, но напоминанием о них остались лишь курганы, капища и кладбища. Затем здесь построили завод, а со сменой власти территорию стали использовать в сельскохозяйственных целях, но отчего-то здесь плохо росли полезные культуры, поэтому в 1930-х годах тут появились стрельбища для сотрудников НКВД и дачи наиболее полезных членов общества, например, здесь располагалась дача наркома НКВД Генриха Ягоды. Этот человек стоял у истоков создания этой организации, несколько лет был одним из ее руководителей. По-своему, он был хорошим начальником и, пожалуй, не самым худшим менеджером. Всю свою жизнь Генрих посвящал только работе, поэтому и дачу рядом со стрельбищем построил.

Наступали новые времена, которые потребовали от НКВД трудных решений и расстрельных приговоров, много расстрельных приговоров. Генрих Ягода верно служил партии и товарищу Сталину, обрушивая «карающий меч революции» на головы ее врагов. По мере того, как товарищ Сталин все более сосредотачивал власть в своих руках, тем больше врагов революции обнаружилось в рядах самих революционеров. Ягода беспрекословно следовал линии партии и правительства, но поскольку массовые расстрелы бывших товарищей ему были не вполне по душе, работать он стал без прежнего революционного задора и огонька в глазах, так необходимого в деле зачистки государственного и партийного аппарата от всех инакомыслящих и чуждых социалистическому обществу элементов. В 1936 году он был освобожден от должности, а спустя пару лет его приговорили к расстрелу. Бывшего наркома отвезли в находящуюся неподалеку Коммунарку, на его собственный дачный участок. Там и расстреляли наркома НКВД. Нехорошо забывать своих бывших руководителей, их нужно помнить и ценить, несмотря на все ошибки, которые они совершили. Вероятно, именно поэтому бывшую дачу Генриха Ягоды было решено превратить в расстрельный полигон Коммунарка.

Начиная с 1936 года на территории лесопарка стали рыть траншеи. Это были расстрельные рвы для приговоренных к высшей мере социальной ответственности. Поздней ночью на территорию полигона заезжали небольшие, ужасно тарахтящие и грохочущие при езде грузовики, на железных листах фургонов которых были выведены чуть подстершиеся, бывшие когда-то белыми буквы «ХЛЕБ». Когда ночью кто-то из жителей соседних районов встречал на дороге такой грузовик, то сразу отходил в сторону и снимал с себя шапку. Все знали, что в этих грузовиках везут людей на расстрел.

Машина заезжала на полигон и останавливалась возле одноэтажного барака, выкрашенного грязно-желтой краской. Фургон открывали, и оттуда на улицу выходили насмерть перепуганные люди. Кто-то молился или взывал к состраданию, но в основном все молчали. Толпу заводили